Есть такая профессия — родине запрещать
Кто и почему работает на цензуру в России
This story is also available in English here
В ноябре 2022 года беларусская группа хакеров «Киберпартизаны» взломала внутреннюю сеть Главного радиочастотного центра — структуры основного цензурного ведомства России, Роскомнадзора (РКН). Хакеры выкачали документы, переписки и почты сотрудников на более чем два терабайта, и передали все это журналистам.
Когда об утечке стало известно внутри ГРЧЦ, среди сотрудников началась паника. Люди, которые составляли справки для признания журналистов, артистов, оппозиционеров и активистов «иностранными агентами», разрабатывали программы для глобальной слежки за всеми россиянами в интернете, блокировали независимые СМИ и обидные для Владимира Путина мемы, испугались, что теперь все узнают, кто помогал режиму и пропаганде скрывать от граждан правду о том, что происходит в стране.
Руководство ГРЧЦ даже посоветовало сотрудникам сменить паспорта, а также обещало «обговорить возможное централизованное удаление персональных данных через сервисы пробива (через такие сервисы за деньги можно получить информацию о человеке, например телефонные номера, ссылки на социальные сети, паспортные данные и др. — Прим. ред.)», рассказали со ссылкой на источник внутри ведомства журналисты «Настоящего времени». Уже на следующий день сотрудникам сообщили, что администраторы «одного из ключевых» телеграм-ботов для пробива согласились удалить данные о работниках ГРЧЦ: «Они быстро смекнули по нашему месту работы, чем пахнет дело, готовы сотрудничать».
Несмотря на все усилия руководства ГРЧЦ, журналисты «Важных историй» смогли найти некоторых его сотрудников и поговорить с людьми, непосредственно работающими на российскую машину цензуры.
Знакомьтесь с нашими интернет-надзирателями.
«В порочащих связях не замечен»
ГРЧЦ — не секретная организация, но ее сотрудники действительно боятся публичности. И в попытках скрыть свою личность или избежать открытого разговора с журналистами они пошли не только на вымарывание своих данных из телеграм-ботов для пробива.
30-летняя Кристина Мосенз, которая отвечает за организацию мониторинга СМИ и соцсетей в ГРЧЦ, даже попыталась инсценировать собственное задержание, чтобы не отвечать на неудобные вопросы. Ее подчиненные готовят справки для признания людей и организаций иностранными агентами, а также составляют отчеты о «точках информационной напряженности» — событиях и публикациях, которые могут вызвать общественный резонанс.
По личному телефону Кристины Мосенз ответил мужской голос: «Здравия желаю! А Кристина Евгеньевна уже два дня как у нас — задержана за экономические преступления». Притворявшийся силовиком мужчина поинтересовался, «милиция или полиция» ищет Мосенз, и посоветовал сделать официальный запрос в Следственный комитет, чтобы поговорить с ней. Но уже через несколько дней она сама взяла трубку и на вопрос журналистов «Важных историй» о том, почему она решила работать на цензуру, попросила ей больше не звонить.
Сотрудники Кристины Мосенз следят за призывами к протестам в России, за информацией о войне в Украине, за критикой Владимира Путина и за всеми темами, которые российская власть считает опасными. Эти отчеты сотрудники ГРЧЦ отправляют «наверх» — в Генпрокуратуру, МВД, ФСБ, администрацию президента и другие ведомства.
После начала полномасштабного вторжения в Украину у сотрудников департамента мониторинга и смежных подразделений увеличилась нагрузка. Из-за этого им пришлось отменить часть регулярных задач: в ГРЧЦ временно перестали составлять отчеты о терроризме и «антироссийской пропаганде в Прибалтике», прекратили следить за продажей поддельных сертификатов о вакцинации от коронавируса, приостановили мониторинг нарушений в эфирах крупнейших российских телеканалов, а также оставили в покое сериалы и фильмы «с наркотической тематикой».
Несмотря на сокращение некоторых обязанностей, сотрудники начали увольняться. В середине мая в ГРЧЦ открылась вакансия старшего смены в дежурную службу мониторинга: как пояснили в заявке, «в связи с многократным ростом числа задач и стрессовых условий» из отдела ушли сразу несколько человек. Однако на место ушедших работников приходили новые. В феврале 2022 года в департамент мониторинга СМИ и соцсетей планировали набрать 102 новых сотрудника, а всего штат ГРЧЦ рассчитывали расширить на 450 человек. Перед наймом будущих сотрудников проверяли и составляли на них характеристики, где отдельно указывали, что «информации об участии кандидата в мероприятиях в поддержку А. Навального или связи с оппозиционными деятелями не выявлено».
Всего в ГРЧЦ работают более пяти тысяч человек. Мы познакомим вас с некоторыми из тех, кто занимает руководящие должности и непосредственно занимается цензурой.
Фабрика цензоров
ГРЧЦ ищет новые кадры среди студентов крупнейших московских вузов. Привлечь студентов решили еще в конце 2021 года из-за «напряженной ситуации с трудовыми ресурсами, выраженной в оттоке квалифицированных кадров».
Уже сейчас ГРЧЦ сотрудничает с МГУ, Московским государственным юридическим университетом (МГЮА), Финансовым университетом при правительстве РФ и другими крупными учебными заведениями. Сотрудники ГРЧЦ ведут в этих вузах занятия и берут учащихся на потоковую практику. Им рассказывают об основах российского законодательства в сфере СМИ, особенностях определения статуса иноагента, использовании искусственного интеллекта в мониторинге, учат искать «точки информационной напряженности» и следить за СМИ и соцсетями вручную.
Практикантов используют для «выполнения рутинных задач» и разгрузки штатных сотрудников ГРЧЦ, а также для «трудозатратных неприоритетных задач». Например, в апреле 2022 года практикантка с факультета политологии МГУ составляла аналитическую справку на главного редактора телеканала «Дождь» Тихона Дзядко, где среди прочего указала, что Дзядко крещен и «является героем известного интернет-мема „Мой Семен“». А вот как по версии другого практиканта можно охарактеризовать некоторые российские СМИ:
- журнал Cosmopolitan «разжигает вражду не только по половому, но и по национальному признаку»;
- портал Republic «является оплотом русофобии и наполнен крайне токсичной аудиторией, готовой загнобить тебя за любую похвалу в отношении Путина»;
- «Голос Америки» — «марионеточная американская радиостанция, участвовавшая в информационно-психологической войне против СССР».
Особо отличившимся студентам предлагают выполнить тестовые задания для приема на работу в ГРЧЦ. Одних просят описать конфликт между главой Чечни Рамзаном Кадыровым и семьей Янгулбаевых (власти Чечни считают сыновей федерального судьи в отставке Сайди Янгулбаева — Абубакара и Ибрагима — причастными к администрированию телеграм-канала 1ADAT, критикующего республиканские власти и лично Кадырова. — Прим. ред.), других — провести мониторинг сообщений о здоровье Владимира Путина. «При возможности выявить распространителей и первоисточники, медийные лица, которые также участвовали в распространении таких фейков. Воздержаться от декларирования своих политических взглядов. Максимальный фактаж и нейтралитет», — пишет глава дежурного отдела мониторинга Кирилл Золотов кандидатке.
«Важные истории» связались со студентами, которые устроились работать в цензурное ведомство уже после начала войны в Украине. Студентка политфака МГУ Александра Зингер бросила трубку, услышав вопрос, а ее коллега, 22-летняя студентка того же факультета Анастасия Шеремето, отрицает свою работу на цензуру.
— Я правильно понимаю, что вы занимаетесь мониторингом соцсетей, протестных акций?
— Нет-нет, вы ошиблись, я не работаю, я учусь на юридическом.
— Я видела, что вы делали тестовое задание в ГРЧЦ про конфликт Кадырова с Янгулбаевыми, отправляли документы для приема на работу.
— Нет, вам кажется, — сказала Шеремето журналистке «Важных историй» и бросила трубку.
Помимо пробных заданий, кандидатам предлагают пройти тесты. Их спрашивают, оскорбляет ли президента видео под названием «Путин взрывает дома» о терактах в России в конце девяностых, будет ли приглашение на митинг Алексея Навального призывом к массовым беспорядкам, какое из слов — «блядство», «хуйня», «сука», «ебанашка» — не является нецензурным.
За студентов, готовых работать на цензуру, ГРЧЦ борется с другими госструктурами. «Получил 10 отборных резюме от факультета политологии МГУ. Можно и больше, но там люди уже имеют предложения или ждут их (в основном от АП [администрации президента]) и могут сорваться», — жалуется замглавы дежурной службы мониторинга Александр Спиридонов. Однако в цензоры возьмут не всех. Центр не готов брать на работу «политизированных студентов», а предпочтение отдают кандидатам с «опытом в госструктурах, предпочтительно силовых или околосиловых».
Новички нравятся не всем. Один из сотрудников ГРЧЦ, недовольный коллегой, спросил у руководителя: «Что это за хрен?» И замглавы дежурной службы мониторинга Александр Спиридонов ему ответил: «А это новые реалии. В ДМСМК [департамент мониторинга средств массовой коммуникации] и ДРЗИ [департамент ведения реестров запрещенной информации] набрали кучу новых, некоторых сразу руководителями групп».
Сколько платят интернет-надзирателям
Руководители в ГРЧЦ, такие как, например, директор в сфере средств массовых коммуникаций Игорь Иванов, зарабатывают от 600 тысяч рублей в месяц. Начинающим платят от 40 тысяч рублей, руководителям департамента — 100 тысяч и более (без учета премии). Средняя зарплата работников ГРЧЦ — 81 тысяча рублей.
Но есть сотрудники, ради которых в ГРЧЦ готовы пойти на исключения. Например, для начальника отдела машинного обучения Андрея Невзорова удалось выбить зарплату в 250 тысяч рублей — «чтобы он не сбежал», как выразилась его коллега из департамента цифровой трансформации Анастасия Волкова.
Работать на цензоров соглашаются не только айтишники, но и ученые. Например, группа ученых из главного технического вуза — МФТИ — под руководством главы кафедры машинного обучения и цифровой гуманитаристики Константина Воронцова написала научно-исследовательскую работу по разработке системы «Вепрь», которая с помощью нейросетей должна находить в интернете призывы к протестам, «положительный образ ЛГБТ», критику системы здравоохранения и образования, сравнение уровня жизни в России и на Западе и многие другие темы вплоть до «трусости современных казаков». Подробнее о том, как Роскомнадзор внедряет в работу искусственный интеллект для тотальной слежки, мы писали в этом тексте. Константин Воронцов сначала выслушал, о чем журналисты «Важных историй» хотят поговорить с ним, попросил перезвонить, а затем перестал отвечать на звонки.
Первое правило ГРЧЦ — не упоминать о ГРЧЦ
Отказ сотрудников ГРЧЦ можно объяснить не только страхом перед публичными комментариями о своей работе на цензуру, но и инструкцией, которую новички получают при устройстве. В ней сказано, что ведомство «полностью поддерживает право сотрудников на свободу слова и самовыражение в интернете». Но с оговоркой — сотрудников просят не публиковать «провокационный личный контент», не давать комментарии о работе и воздержаться от публичной критики Роскомнадзора или самого ГРЧЦ.
Большинство сотрудников действительно стараются не говорить о своей работе, а после утечки данных многие закрыли профили в соцсетях и поменяли ники.
Лишь некоторые все же решаются хотя бы коротко поговорить с журналистами. Например, 37-летняя Ольга Прудникова — начальница отдела мониторинга федеральных СМК. Она собирала справки для признания людей иноагентами от других сотрудников и раздавала инструкции о слежке за СМИ. Например, поручила найти «негативные по отношению к действующей власти и СВО» материалы на сайте «Новой рассказ-газеты». Через неделю после этого поручения сайт проекта заблокировали.
— «Важные истории», ага, знаем таких… Вы думаете, что я так просто любому встречному журналисту расскажу про свою работу? — спросила Прудникова.
— Я бы хотела ваше личное мнение узнать об этом. В чем вы видите важность этой работы, почему этим занимаетесь?
— Ну, наверное, потому же, почему и вы. Все зарабатывают так, как умеют.
— То есть вы ради денег этим занимаетесь?
— Нет, я вам так не говорила, не ради денег, — сказала Прудникова и отказалась отвечать на дальнейшие вопросы.
Помимо требования держать рот на замке, сотрудникам рекомендуют соблюдать дресс-код. В одной из версий памятки для новичков есть примеры того, как не стоит одеваться на работу и что носить можно, но необязательно.
Среди бонусов у сотрудников ГРЧЦ — медицинская страховка, компенсация проезда и питания на сумму 4800 рублей каждый месяц, выплаты в случае рождения детей или смерти близкого родственника. Но главное преимущество — бронь от мобилизации.
Изначально сотрудникам ГРЧЦ не предоставляли отсрочку, а некоторым вручали повестки прямо на рабочем месте. Под призыв могли попасть около двух тысяч человек — почти половина работников ведомства. Однако глава департамента цифровой трансформации Денис Касимов развернул активную работу, чтобы рабочую силу цензуры не забирали на фронт, и, судя по всему, добился успеха. За это ему даже предложили дать премию.
«На сегодняшний день удалось достигнуть однозначного бронирования некоторых работников ФГУП „ГРЧЦ“, в первую очередь относящихся к группе риска, а именно имеющих боевой опыт и военную специальность. <...> В связи с изложенным считаю целесообразным премировать Касимова Д. В. в размере одного оклада», — говорится в служебной записке.
«Гроши на жратву отобрали». На что жалуются сотрудники ГРЧЦ
Несмотря на все эти бонусы, условия работы в ГРЧЦ нравятся не всем. Сотрудники жалуются на рост нагрузки, снижение доходов и наплевательское отношение начальства.
В марте 2022-го Денис Касимов, который добился «брони» от мобилизации, писал, что работникам неудобно пользоваться некоторыми программами, но замруководителя РКН Вадима Субботина это не беспокоит: «Субботину похер на то, что пользакам (пользователям. — Прим. ред.) не удобно, пусть работают».
Сотрудники дежурной службы Константин Малинин и Денис Палагичев обсуждали, что их руководитель — «ебанат сизый», который «всего боится», — заставляет их отправлять много отчетов по критике [президента] в генеральную прокуратуру даже по старым публикациям. По их словам, бессмысленной работы становится все больше, а зарплаты — меньше: «Мы уже вообще весь цикл выполняем — и мониторим, и правовую базу подгоняем, и текстовку… только зп все меньше. <...> Сидим здесь, копейки собираем, даже гроши на жратву отобрали». Константин Малинин даже хотел уволиться: «Прочитал позавчера лекцию в МГИМО и ощутил острое желание съебаться. Прям невероятно острое, особенно когда потом поглядел, как Владосу каждый чих согласовывал [руководитель Роскомнадзора] Липов (!!!!) по лекции Росмолодежи по инфовойнам».
В разговоре с «Важными историями» Малинин сказал, что в работе его все устраивает.
Судя по переписке, цензоры и сами понимают, что занимаются не самым престижным делом. «Имидж РКН в среде ИТшников играет против их интереса к нам», — писал бывший руководитель департамента ведения реестров запрещенной информации Иван Зуев, обсуждая перспективы пригласить к сотрудничеству с РКН экспертов по искусственному интеллекту.
Но среди сотрудников ГРЧЦ есть и те, кто верит, что занимается важной работой. Например, Руслан Малахов, бывший старший смены в дежурном отделе мониторинга СМК. Он, в частности, сообщал в Генпрокуратуру о публикациях, в которых говорилось об убийствах мирных жителей, потерях российских солдат и других неприятных фактах об армии. Именно его рабочий аккаунт хакеры смогли взломать и получить доступ ко всей системе ГРЧЦ. В переписке с журналисткой «Важных историй» он рассказал, что уволился из цензурного ведомства месяц назад по причинам, не связанным с утечкой.
Малахов решил поделиться своей мотивацией работать на государственную цензуру. «При всей моей абсолютно здоровой нелюбви к некоторым явлениям вроде коррупции, сокрытия фактов о ней и тому подобного, мне кажется, что государство имеет право себя обезопасить тем путем, которое в нем принимается большей частью общества, — написал Малахов. — Но даже если государство, допустим, функционирует не так, как хотелось бы мне, то я бы сам у себя дома хотел решать эти проблемы, понимаете?» Руслан не стал отвечать на вопрос, почему, на его взгляд, россияне не должны узнавать о пострадавших или погибших на войне людях, а также о других фактах, которые не вписываются в прокремлевский нарратив.
Еще один идейный сотрудник — специалист отдела мониторинга средств массовых коммуникаций Дмитрий Ляпустин. Его задачи — проверять, ставят ли СМИ, признанные иноагентами, пометки на все свои статьи и посты в соцсетях («Данное сообщение распространено иностранным агентом…»).
В разговоре с журналисткой «Важных историй» он требовал сказать, где она в данный момент находится, назвал ее «врагом российского государства» и несколько раз бросал трубку. Свою работу на цензуру он оправдывает тем, что «крайне негативно относится к фейкам и занимается своим делом: соблюдением законодательства в сфере массовых коммуникаций». О фейках в подконтрольных государству российских СМИ Ляпустин, судя по всему, не задумывается.
Почему люди выбирают такую работу? Непосредственно участвуют в блокировке независимых СМИ, отслеживают посты и комментарии с критикой власти и доносят на них в прокуратуру? Доцент факультета социальных наук Университета Амстердама Анна Фенько объясняет, что не только высокая, но и низкая зарплата и неприятные условия труда людей, работающих на цензуру, как ни странно, тоже могут способствовать принятию идеологии.
«[Работники цензуры] делятся на две большие категории. Первая — это абсолютные циники, и они работают за деньги, — рассуждает Анна Фенько. — Они ни во что не верят: ни в какие скрепы, ни в какую российскую цивилизацию, они играют по правилам. Делают то, за что им платят. А есть люди, которым платят меньше. Это очень интересная группа, у которой нет достаточного материального оправдания такой грязной работы. И они начинают верить, что все делают правильно, иначе у них возник бы так называемый когнитивный диссонанс. Один из способов разрешить этот диссонанс — просто убедить себя в том, что эти дела не подлые, а вполне себе хорошие».
При смене режима такие люди, скорее всего, не будут чувствовать вины за то, что совершали преступление — занимались цензурой, запрещенной Конституцией России. «Представим себе, что каким-то чудесным образом в стране сменился режим, и людям этим сказали: „Спасибо, вы свободны“, — продолжает Фенько. — Будут ли они при этом чувствовать себя виноватыми? Исторический опыт показывает, что, скорее всего, нет. Они сразу забудут всё, чем занимались. Они будут вспоминать только то, как они втихаря у себя на кухне ругали какие-то оголтелые действия этого режима, особенно идиотские приказы начальства. Себя, а потом и других будут убеждать, что всю жизнь были противниками режима».
Редакторка: Алеся Мароховская