Преступление «быть независимым журналистом»

С 6 декабря журналисты «Важных историй» судятся с Минюстом и МИД России, оспаривая свое включение в список физлиц СМИ-«иноагентов». На сегодня прошли уже четыре заседания. Судья Замоскворецкого суда Нелли Рубцова отказалась снимать статус «иноагента» с главреда «Важных историй» Романа Анина (на заседании от 7 декабря 2021 года), редакторки дата-отдела Алеси Мароховской и журналистки Ирины Долининой (у обеих заседания прошли 6 и 13 декабря) и редактора отдела расследований Романа Шлейнова (16 декабря). Мы с этими решениями не согласны и будем продолжать их оспаривать.

На заседании у наших журналистов была возможность обратиться к суду и объяснить, почему они не согласны с внесением в реестр. Мы решили, что их позицию должны знать не только представители Минюста, МИДа и судья, но и читатели «Важных историй».

Впереди еще заседание по оспариванию статуса журналистом Дмитрием Великовским. Эта публикация будет обновляться.

«С самого первого дня в журналистике я не чувствую себя в безопасности нигде»

Речь журналистки дата-отдела «Важных историй» Ирины Долининой в суде 6 декабря 2021 года

Уважаемый суд, сегодня мне исполнилось 27 лет (речь прозвучала 6 декабря, в день рождения Иры Долининой и день первого заседания по ее иску. — Прим.ред.). К 27 годам я успела стать настолько опасным для государства человеком, что меня решили наказать за мою работу клеймом «иностранного агента».

Я хочу, во-первых, рассказать, в чем заключается моя работа, на кого я работаю, в интересах какой страны и какие на самом деле функции я выполняю. А во-вторых, объяснить, почему статус «иностранного агента» — это именно наказание за мою работу, легализованное законом, который не должен существовать и который войдет в историю как самые настоящие репрессии. 

Издание «Важные истории», в котором я работаю, существует полтора года. Когда мы открывались, то объясняли своей аудитории, что мы считаем историю важной, если можем положительно ответить на три вопроса:

• Действительно ли эта история важна для людей? 
• Насколько она соответствует действительности? 
• Можем ли мы ее доказать с помощью документов или проверенных источников?  

Так и проходит каждая наша планерка. Мы выбираем темы и отвечаем на эти вопросы. 

Например, нужно ли россиянам узнать, что сирот стали меньше усыновлять в стране? 

Да. Как мы это узнали? Исследовали открытые данные Министерства просвещения России. 

Или важно ли рассказать, что каждую минуту во время родов в России погибает один младенец? Несомненно. А чем это подтверждается? Данными о материнской и младенческой смертности.

Мы должны писать о пытках в колониях? Это важно? Конечно. Что мы должны для этого сделать? Поговорить с потерпевшими, их родственниками, изучить материалы уголовных дел и медицинских экспертиз.

Если мы изучили данные государственных закупок или российского реестра недвижимости и нашли примеры злоупотребления властью, мы будем молчать об этом под страхом мести от тех, кто пытался скрыть правонарушения? Нет, мы не можем. Ведь из-за коррупции в первую очередь страдают простые граждане России. Например, 11 пациентов с тяжелой формой коронавируса задохнулись в больнице Ростова-на-Дону из-за перебоев с подачей кислорода, и мы об этом написали. 

Редакции независимого медиа «Важные истории» предлагают поучаствовать в глобальном международном расследовании и изучить данные об офшорах. Будем ли мы отказываться, хотя понимаем, что для нас это может быть опасным? Нет. Мы обязаны рассказать о найденных офшорах российских чиновников и скрытых в них богатствах, потому что от этого страдают граждане нашей страны, которые никогда такой богатой жизни не узнают.  

Мы подтверждаем для читателей каждый факт в наших публикациях: изученные документы и данные всегда доступны по гиперссылке или специальной кнопке «фактчек». Фактчек — это проверка достоверности фактов, и это один из главных принципов качественной журналистики. Любой читатель, из недоверия или просто из любопытства, может нас проверить. По обратной связи мы знаем, что такие люди действительно есть, и они с интересом изучают прикрепленные нами доказательства. 

Мой редактор ни разу не ставил передо мной задачи написать какой-либо материал или добавить в текст что-то, что не объясняется общественной значимостью и не может быть подтверждено доказательствами достоверности. На наших планерках или в личных разговорах с редакторами прямо или косвенно никогда не упоминались ничьи интересы, кроме интересов нашей аудитории — граждан России. Я уверена, что каждое слово, опубликованное на сайте «Важных историй», выполняет только одну функцию — функцию настоящей, непредвзятой, объективной, честной журналистики. 

Но с 20 августа этого года каждый мой материал, и вообще любой материал на сайте моего издания, потому что «Важные истории» тоже внесены в реестр «иностранных агентов», помечен как выполняющий некие «иностранные функции». А какой еще должен сделать вывод простой читатель, если он решит вникнуть в эти 24 слова, написанные по требованию Роскомнадзора в два раза крупнее основного текста публикации, чтобы бросаться читателю в глаза? Прочитает он эту подпись, где три раза сказано о чем-то иностранном. Затем прочитает материал, написанный из какой-нибудь российской деревни — а мы часто ездим по регионам в командировки и пишем о проблемах местных жителей. Выйдет несостыковка: почему какие-то «иностранные агенты» так озабочены судьбами простых россиян? А если наши видео посмотреть, то можно увидеть, что мы еще и говорим по меньшей мере без акцента!  

Затем наш дорогой читатель узнает из законодательства об «иностранных агентах»: всё дело в том, что эти журналисты получают иностранное финансирование. Наверное, условный Госдеп США платит им, чтобы они ездили по российским деревням и писали репортажи, как скорая помощь не успевает доехать куда-то в глубинку? 

Хорошо, про функции я объяснила. Давайте теперь разберемся с финансированием. С самого основания «Важных историй» мы не скрывали, что как компания мы зарегистрированы за границей, но редакция работает в России. Почему так вышло?

Мы честно рассказали своим читателям, что сделали это по соображениям безопасности. Мы много пишем о том, как работает наше законодательство и правоохранительная система, и, к сожалению, понимаем, что они нас вряд ли защитят. Более того, мы объясняем это и в своих материалах об офшорах. Граждане России — лидеры по количеству зарегистрированных на их имя офшоров. Это произошло, в частности, потому, что бизнесмены перестраховываются и опасаются давления на бизнес и захвата предприятий с помощью уголовного преследования.

Так же честно мы рассказали нашим читателям, что у нас нет и никогда не будет собственника. Нам никто не диктует условия, не присылает на разработку темы, не вырезает куски из текстов и не отменяет выхода материалов из-за цензуры. Мы существуем на пожертвования. И активно просим свою аудиторию их нам присылать на регулярной основе. Да, среди доноров есть те, кто присылает большие суммы, и есть те, кто присылает 100 рублей в месяц. Но никто из числа тех, кто может присылать больше, не диктует нам условия. И в этом можно убедиться, просто изучив наши материалы. Любому здравомыслящему человеку будет понятно, для кого и зачем мы пишем то, о чем пишем. 

Я простояла в пикете у здания Минюста России против закона об иноагентах минут 15, затем меня задержали. Все эти 15 минут я разговаривала с полицейскими, которые подошли записать мои паспортные данные. Я рассказывала им о материалах «Важных историй» и спрашивала, как они думают, в интересах какой страны мы пишем об этом? Они отвечали тихо, чтобы никто не услышал, что всё понимают и мы делаем правильное дело, но, пока они носят эту форму, думать им запрещено, думают за них. 

Так вот, я работаю ради блага своей страны, и в том числе ради того, чтобы полицейским, которые сейчас меня незаконно задерживают на пикетах, когда-нибудь перестало быть стыдно носить форму, чтобы они понимали, что защищают народ и только народ, как и должны.

Да, я получаю зарплату от иностранной организации и объяснила, почему это так. В этом нет никаких нарушений действующего российского законодательства. В этом нет и никаких привилегий — наоборот, мне, например, сложнее получать кредиты в России. Но я всегда плачу налоги со всех денег, которые я получила: будь то зарплата или международные премии. Я не получаю «черную» зарплату в конвертах, чтобы не платить налоги, как, к сожалению, делают многие россияне. Многие россияне работают на зарубежные компании или совместные предприятия, начиная от «Макдоналдса» и заканчивая, например, Siemens, а их инвестиции в России еще не запрещены, как не запрещено российским гражданам выбирать работодателя вне зависимости от его места регистрации. Почему же меня за это наказывают и заставляют публично каждый день об этом сообщать, как будто это что-то противозаконное или постыдное?

Перейдем ко второй части моего рассказа — о моем наказании. Да, я считаю, статус «иностранного агента» именно наказанием и примером самой настоящей дискриминации. 

Как изменилась моя жизнь после 20 августа 2021 года, когда я стала «иностранным агентом»? И что на самом деле произошло 20 августа?

20 августа без суда и следствия я была приговорена к обязательным и пожизненным работам. У любого преступления, совершенного в России, есть свой срок наказания. А у преступления «быть независимым журналистом» — нет. Поэтому теперь я должна ежедневно сообщать своим друзьям в социальных сетях, что я — «иностранный агент». Даже человек, осужденный за тяжкое преступление, не обязан об этом везде сообщать. А я обязана. Хотя какой это имеет смысл, если я публикую фотографию моей собаки? Фотография моей собаки, подписанная словами о том, что я — «иноагент», защищает государство от какого-то мнимого иностранного влияния? Или она защищает эго тех, кто решил меня наказать за мои антикоррупционные расследования?

С 20 августа я должна отчитываться обо всех своих тратах Минюсту России. Я должна писать в отчете в строке «наименование организации» свои имя и фамилию. С 20 августа я больше не человек, я — организация. У этой организации, видимо, должны быть расходы не на корм для собаки и пиццу, а на свержение строя. Но их нет. Как нет больше права на личную жизнь. А что же у меня есть?

У меня есть хорошие профессиональные навыки. Я умею писать интересные статьи, работать с данными, программировать, снимать и монтировать видео. Мне нравится делиться своими знаниями с другими. Потому что когда-то мои учителя и редакторы поделились ими со мной, и я очень им за это благодарна. Но с 20 августа у меня стало меньше возможностей преподавать и рассказывать новому поколению журналистов, как работать с информацией и сложными данными, как искать за сухой статистикой живых людей, как рассказывать важные истории. Меня боятся звать лектором, потому что — небезосновательно — думают, что статус «иностранного агента» заразен. Или боятся, что приглашение лектором «иностранного агента» станет причиной недовольства начальства или представителей власти. Но кому стало лучше от того, что я не могу преподавать? Это в чистом виде дискриминация.  

Уважаемый суд, я и так плачу огромную цену за свою работу. Я делала это и без статуса «иностранного агента». Мы часто работаем с очень тяжелыми темами. Чтобы рассказать важные, но порой страшные истории, мы проходим через настоящий ад. Вместе с моей коллегой Алесей Мароховской, которая тоже признана «иностранным агентом», мы читали сотни уголовных дел об избиениях и убийствах детей в российских семьях. День за днем, по 10–12 часов, мы читали, как взрослые люди сутками истязают малолетних детей до самой их смерти. Многие уголовные дела и подробности пыток и убийств я не забуду никогда. В какой-то момент во время чтения этих дел я слышала в голове детский плач. Я и сама продолжала плакать — даже когда уже выпускала этот материал. В интересах какой страны я писала о российских детях, которые не знали в своей жизни ничего, кроме боли? Какие функции я выполняла, когда рассказывала, что 80 % погибших российских детей погибают именно в семьях? 

Уважаемый суд, я плачу и другую большую цену. С самого первого дня в журналистике я не чувствую себя в безопасности нигде. В редакциях, где я работала, и дома у моих коллег проходили обыски. На каждую вещь в своей квартире я смотрю глазами силовиков, которые придут ее изучать в шесть часов утра, выпилив дверь «болгаркой». Любой неожиданный звонок или стук в дверь приводит меня в панику. Я живу так годами. Сегодня мне исполнилось 27 лет, но я уже хоронила коллег, убитых во время журналистской работы в Центрально-Африканской республике. Я никогда не забуду, как плакала мама Александра Расторгуева на его похоронах, и мысли о том, что это могла быть и моя мама, навсегда со мной. Поверьте, это очень большая цена.  

Мне очень жаль, что сейчас моей маме приходится переживать еще и из-за того, что я — «иностранный агент». Хотя ей тоже приходится годами платить большую цену за то, что я рассказываю важные истории о жизни в нашей стране, переживать о моей безопасности, читая новости о моих коллегах, которым подбросили наркотики или которых обвиняют в шпионаже. 

Несмотря на то, что я пишу о важных для российского общества темах, использую для этого высокие профессиональные навыки, отдаю работе все силы и душу, а мои материалы могли бы давать толчок к положительным изменениями в стране, меня не отмечают государственными премиями. Они достаются только тем журналистам, которые не смеют рассказать о существующих проблемах, зато красочно описывают заслуги руководства страны и яростно демонизируют всех несогласных с любым решением этих людей. 

Но я все равно получаю престижные журналистские премии, как российские, так и международные. Например, премия «Редколлегия» основана россиянином Борисом Зиминым и поощряет авторов, которые создали и опубликовали в России журналистские произведения, отвечающие высоким стандартам профессии. Я получала ее дважды: один раз за материал о домашнем насилии над детьми, о котором я уже вам рассказала. И вот этот раз упомянут в материалах Минюста, потому что юридическое лицо, переводящее денежный приз, зарегистрировано за границей. В интересах какой страны жюри «Редколлегии» отметили наш материал о российских детях? Почему получение премии за хорошую и важную для общества работу становится основанием для клейма «иностранного агента»? 

Несмотря на все давление, которое я испытываю, я продолжаю работать. Я буду и дальше писать и снимать важные истории и всегда задавать себе вопросы, действительно ли эта история важна для россиян и могу ли я ее полностью подтвердить. Мой редактор будет продолжать спрашивать меня, с помощью каких документов и источников я могу подтвердить те или иные факты, мы будем продолжать дискутировать, какая история важнее и какой стоит отдать приоритет в работе. 

Но сегодня я хочу, чтобы вы тоже задали себе три вопроса во время вынесения решения по моему делу: 

• Действительно ли журналист, который пишет важные для страны истории без цензуры, должен быть наказан за свою работу статусом «иностранного агента»?
• Насколько этот статус соответствует статье Конституции России, которая гарантирует равенство всех граждан и запрещает дискриминацию кого-либо?
• Можем ли мы встать на сторону правды и защитить будущее страны вместо того, чтобы прикрывать собой и своей совестью тех, за кем давно уже только прошлое?

Уважаемый суд, прошу услышать меня, принять мои аргументы по внимание и вспомнить о фундаментальных правах человека, которые призван защищать российский суд. Прошу признать решение Минюста России незаконным и нарушающим мои права — и отменить его.

Суд перенес рассмотрение дела на 13 декабря. 13 декабря Замоскворецкий суд Москвы отказался снимать с Ирины Долининой статус «иноагента».

«Я не откажусь от своей профессии: важные истории сами себя не расскажут»

Речь редакторки дата-отдела «Важных историй» Алеси Мароховской в суде 6 декабря 2021 года

Уважаемый суд!

Я впервые в суде в роли участницы судебного процесса. И, хоть это всего лишь административный процесс по обжалованию решения государственного органа власти, для меня здесь решается вопрос о том, буду ли я действительно свободна — или буду вынуждена жить под угрозой штрафов и реального уголовного срока, хотя ничего преступного не совершила.

Все, что я делала, — это занималась честной и независимой журналистикой. Я крайне дотошно проверяю все факты. Ни один герой моих публикаций ни разу не подал на меня в суд. У них просто не было на это ни одной убедительной причины. Журналистика — это единственная профессия, которую я знаю и люблю. Мои публикации получали престижные профессиональные премии, о которых мечтают не только российские журналисты, но и журналисты всего мира.

Еще в школе у меня не было сомнений, куда пойти учиться, поэтому я поступила на факультет медиакоммуникаций Высшей школы экономики, получила красный диплом, отучилась в магистратуре. Я получила очень хорошее образование, которое просто не позволило бы мне пойти и писать что-то по чьему-то заказу. Это против принципов профессии журналиста и против моих принципов. Но 20 августа 2021 года Министерство юстиции России решило признать меня «иностранным СМИ, выполняющим функции иностранного агента». А я если и являюсь чьим-то агентом, то только своих читателей — россиян.

Закон, по которому меня признали «иностранным агентом», абсурден. Чтобы навесить на меня этот статус, Минюсту не нужно доказывать, что я работаю агентом в интересах некоего иностранного государства, не нужно доказывать, что я веду политическую деятельность. Где мой орден за заслуги от английской агентуры? Нужно всего лишь сказать, что у меня есть соцсети и я публикую тексты, что, в общем-то, просто моя работа, и найти абсолютно любую транзакцию из-за границы. Но публикации в социальных сетях или на сайте СМИ и даже полученные из-за границы деньги — это не преступление, чтобы так дискриминировать человека.

А это именно дискриминация: каждый пост в соцсетях должен сопровождаться пометкой из 24 слов, даже если я публикую фото своей собаки, поздравляю преподавателя в фейсбуке или хвалю чью-то новую прическу в инстаграме. Простой человек делает такие вещи не задумываясь: захотел что-то опубликовать — опубликовал. Я — нет. Ведь, если я забуду о пометке в 24 слова крупным шрифтом, первые два раза — штраф, а потом уже и реальный уголовный срок.

Если вдруг мне придется менять работу, я буду получать отказы, как это уже происходит с моими коллегами, признанными «иностранными агентами». Со мной уже отказываются сотрудничать организации — просто боясь, что мой статус может негативно отразиться на них.

Этот статус подрывает доверие к моим публикациям у читателя. Любой человек напряжется, когда увидит эту пометку об «иноагентстве»: что за искры мятежа из-за рубежа? Лучше держаться в стороне.

Меня вынудили зарегистрировать юридическое лицо, хотя я не планировала заниматься бизнесом. Когда еще кого-то государство вынуждало регистрировать компании? У простого человека всегда есть выбор: хочет он вести бизнес или хочет заняться чем-то другим. У меня его нет.

Вместо того, чтобы провести время с близкими или посвятить его работе, я должна тратить время и деньги на составление отчетов четыре раза в год, публиковать их в интернете, направлять их в государственные органы. Ходить в суды, пытаться оспорить этот статус. Как мои отчеты о том, сколько денег я потратила на еду, помогают властям бороться с иностранным влиянием? Боюсь, что никак. За простым человеком всегда остается право не рассказывать, сколько и на что он потратил денег. Это личное дело каждого, это базовая составляющая неприкосновенности частной жизни. У меня такого права больше нет.

Почему его нет именно у меня, хотя миллионы россиян подходят под критерии, чтобы Минюст включил их в число «иностранных агентов»?

Уважаемый суд, это не что иное, как акт цензуры: нужно заклеймить независимых журналистов позорным статусом, замотать их бесконечными отчетами, чтобы у них оставалось как можно меньше времени на выполнение своей основной работы — независимо и объективно информировать общество о происходящем, в том числе и при помощи журналистских расследований о коррупции. Государству нужна тишина, поэтому независимых журналистов, включая меня, объявляют «иностранными агентами» со всеми вытекающими дискриминационными последствиями.

Уважаемый суд, давайте посмотрим на другие страны, где пытаются уничтожить независимые СМИ, которые в интересах общества пишут о коррупции, о социальных проблемах, где властям нужна стерильная пропаганда вместо реальных репортажей, где журналистов сажают в тюрьмы или убивают, где людям внушают, что они в кольце врагов, а некоторые враги уже и среди нас — а от них-то и все беды, — где закрывают глаза на проблемы. В таком обществе простой человек никогда не живет хорошо.

Когда я собиралась стать журналистом, я думала о том, что хочу рассказывать правду, хочу быть полезной. В итоге за эти желания я оказалась здесь — со статусом «иностранного агента».

Уважаемый суд, я не откажусь от этих желаний, я не откажусь от своей профессии: важные истории сами себя не расскажут. Но я прошу вас принять решение в мою пользу. Здесь не уголовный процесс, но ваше сегодняшнее решение определит, выйду ли я отсюда свободным человеком, не совершив ни единого правонарушения, — или нет.

Прошу признать решение Министерства юстиции Российской Федерации незаконным, нарушающим мои гражданские права — и отменить его.

Спасибо, уважаемый суд!

Суд перенес рассмотрение дела на 13 декабря. 13 декабря Замоскворецкий суд Москвы отказался снимать с Алеси Мароховской статус «иноагента».

«Иностранными агентами у нас признаются те, кто говорит правду»

Речь главного редактора «Важных историй» Романа Анина в суде 7 декабря 2021 года

Я пришел в профессию в 2006 году на первом курсе факультета журналистики МГУ. В то время на журфаке еще учили, что главная задача журналиста — призывать власти к ответу, изобличать коррупцию, говорить правду и тем самым делать свою страну лучше. В этом была, есть и будет главная функция журналистики, как бы властям России ни хотелось это сегодня запретить. 

С этой наивной по сегодняшним временам мыслью я пришел стажером в отдел спорта «Новой газеты». Спустя несколько месяцев убили мою коллегу Анну Политковскую. Так я — идеалист с первого курса журфака МГУ — узнал и впервые прочувствовал на своей шкуре, что в России убивают журналистов, говорящих правду. И в первую очередь убивают люди, облеченные властью: как мы узнали, за Политковской следили сотрудники секретного оперативно-поискового управления ГУВД Москвы. А один из руководителей этого подразделения затем передал маршруты передвижения Политковской киллерам; он же снабдил их оружием. 

Убийство Политковской сильно повлияло на мою жизнь и карьеру. Тогда, в 2006 году, я решил, что писать о спорте, когда убивают твоих коллег, — не лучший выбор. И у меня появилась мечта: стать журналистом-расследователем. 

Я смог осуществить ее в 2008 году, пройдя перед этим проверку военной командировкой. В те годы просто так попасть в отдел расследований «Новой газеты» было нельзя, нужно было доказать, что ты этого достоин. Я это сделал, написав в августе 2008 года несколько репортажей из Южной Осетии, где тогда шла война с Грузией. Мне был 21 год.  

Тогда же, в 2008-м, я впервые увидел, как российская журналистика разделилась на независимую и пропагандистскую. В общем, к тому времени это уже не было новостью, но в условиях войны это разделение проявилось очень наглядно. Я хорошо помню, как мы с отделением разведки и ротой срочников ехали на территорию Грузии обустраивать блокпост. «Бэтэр» был старый и постоянно закипал, КПВТ (это крупнокалиберный пулемет) не работал. А на дороге стояли журналисты НТВ и рассказывали миллионам зрителей о том, как российские контрактники, выполнив свои боевые задачи, возвращаются на Родину. 

Когда я вернулся из командировки в Москву, мне предложили перейти в отдел расследований «Новой газеты». И с тех пор вот уже 13 лет я занимаюсь, пожалуй, самым сложным и опасным жанром в профессии. Что случилось за эти 13 лет? 

После убийства Политковской убили Наталью Эстемирову в Чечне. Убийцы и заказчики не найдены. Затем неонацисты убили в центре Москвы молодую журналистку «Новой газеты» Настю Бабурову и адвоката Станислава Маркелова. Настю в газету привел мой друг, и я до сих пор помню бессонные ночи в общежитии МГУ, нескончаемые пачки сигарет и долгие разговоры о том, как дальше работать, как дальше вообще жить. 

Со временем я стал руководить отделом расследований «Новой газеты», а в 2020 году основал «Важные истории» — медиа, которым сегодня руковожу. За свои тексты в «Новой газете» и «Важных историях» я получил все возможные престижные награды в области журналистики в России и мире: 

• в 2012 году премию имени Юлиана Семенова в области экстремальной геополитической журналистики; 
• в том же 2012 году — премию имени Артема Боровика «Честь. Мужество. Мастерство» за серию расследований о механизме хищения денег из бюджета под видом возмещения налога; 
• в 2013 году — одну из самых престижных международных премий в области журналистики: премию Найта, которую вручает Международный союз журналистов; 
• в 2016 году я участвовал в масштабном международном расследовании на основе «Панамских документов». Это расследование привело к финансовым реформам и отставкам в нескольких странах мира, по его мотивам Голливуд снял художественный фильм с Антонио Бандерасом и Мэрил Стрип, а мы — участвовавшие в расследовании журналисты — получили Пулитцеровскую премию (наверное, высшую награду в профессии). Ах да, забыл добавить: пока власти других стран проводили реформы, чтобы улучшить жизнь своих граждан, президент России объявил «Панамские документы» заговором спецслужб США.

Последнюю на сегодняшний день профессиональную награду я получил в этом году. И это — самая престижная премия для СМИ в Европе. Она так и называется: European Press Prize. Я вам скажу честно: это была последняя награда, к которой я стремился. В России и мире больше не осталось премий, которые мне бы хотелось получить. Все, о чем я мечтал, уже стоит на полке. 

Там же стоит уведомление Минюста о признании меня иностранным агентом. Я врать не буду: приятного в этом статусе мало. Я уж молчу о законности. Где вы вообще видели формулировки о том, что орган исполнительной власти МОЖЕТ кого-то признать иностранным агентом, а кого-то МОЖЕТ не признать?! Я всю жизнь полагал, что законы — по крайней мере на бумаге — обязательны для всех. А тут выяснилось, что это решает Минюст: для кого закон обязателен, а для кого — нет. 

Вот, например, Константин Эрнст, руководитель «Первого канала», владеет офшорной компанией на Британских Виргинских островах (это, кстати, зависимая территория Великобритании — члена НАТО), на счета этой компании он получал миллионы долларов от зарубежного банка. Эрнст это в интервью сам признает. То есть по всем признакам гендиректор «Первого канала» должен быть признан иностранным агентом. Однако в списке Минюста я его не вижу. Нет там и многих государственных СМИ, которые получают деньги из-за границы. Все эти издания вы можете найти в реестре Роскомнадзора, куда СМИ подают уведомления о получении денежных средств от иностранных источников. Вот я открываю этот реестр по состоянию на третий квартал этого года и вижу там: 

• государственную телекомпанию Russia Today;
• государственное информационное агентство «ИТАР-ТАСС»;
• телеканал «Матч-ТВ» — 

и многие другие государственные или лояльные государству медиа. 

Объясните мне, почему они не признаны иностранными агентами? Ведь они соответствуют всем критериям:распространяют информацию и получают денежные средства из-за границы? Так может, все дело не в формальном соответствии критериям, а в том, что иностранными агентами у нас признаются те, кто говорит правду о коррупции высокопоставленных чиновников, о фальсификациях на выборах, о пытках в тюрьмах, об убийствах на Кавказе, о росте цен и обнищании населения? А тех, кто эту правду скрывает, государство награждает орденами и называет патриотами.

Объясните мне, с какой стати Росфинмониторинг и Генеральная прокуратура нарушают банковскую тайну и передают сведения о моих транзакциях в Минюст? Это делается вне уголовного дела, вне доследственной проверки. А на каких тогда основаниях? Я пока не состою в списке экстремистов и террористов, чтобы Росфинмониторинг и Генпрокуратура делились информацией о моих банковских транзакциях с кем попало. 

Объясните мне, на каких основаниях Минюст принуждает меня регистрировать юрлица? У нас теперь занятие бизнесом стало принудительным? 

В общем, все эти вопросы риторические. Все тут всё понимают. Тогда почему уведомление Минюста о признании меня иностранным агентом стоит на одной полке с профессиональными наградами, которыми я горжусь, спросите вы. Потому что это уведомление — доказательство для моих детей, внуков и других близких мне людей, что в эпоху тотального бесправия в России, расправы над неугодными, подавления инакомыслия я был на правильной стороне. Эта эпоха, безусловно, пройдет — хотя бы потому, что нынешние руководители России смертны, как и все мы, как бы им ни хотелось этого признавать. И каждому придется отвечать за содеянное. 

Мой дед отсидел 15 лет в советских лагерях по знаменитой 58-й статье как «враг народа». За то, что отказался подписывать коллективный донос на невиновного. Я не представляю, как ему было трудно, но я точно знаю, что его принципиальность во многом сформировала меня как личность. Во времена, когда многие писали доносы, он не писал. Я этим горжусь. 

И я точно знаю, что мои дети и внуки будут гордиться тем, что их отца и деда в России XXI века признали иностранным агентом, устраивали ему обыски, таскали на ночные допросы, задерживали и чего только еще не делали. А теперь, господа судьи, чиновники Минюста, прокуратуры, Роскомнадзора, попробуйте задать себе этот же вопрос и попробуйте честно на него ответить: будут ли ваши потомки гордиться тем, что вы сейчас делаете? Впрочем, на мой взгляд, это тоже риторический вопрос.    

7 декабря Замоскворецкий суд Москвы отказался снимать с Романа Анина статус «иноагента».

«Где тут здравый смысл?»

Речь редактора отдела расследований «Важных историй» Романа Шлейнова в суде 16 декабря 2021 года

Уважаемый суд, Ваша честь. Уважаемые представители министерства юстиции и министерства иностранных дел.

Я работаю журналистом и редактором больше 20 лет (с 1999 года), но впервые столкнулся с тем, что государство решило назвать меня «иностранным агентом» и даже целым «иностранным средством массовой информации».

Словосочетание «иностранный агент» в современном русском языке имеет недвусмысленный негативный оттенок. Присвоение мне статуса «иностранного агента» (теперь я всюду обязан его упоминать) самим значением этого словосочетания подразумевает, что органы государственной власти пытаются убедить меня и всех, кто читает мои статьи и комментарии, в том, что в своей журналистской деятельности я руководствуюсь какими-то иными интересами, кроме интересов Российской Федерации и российских граждан.

Это не только не соответствует действительности, но, на мой взгляд, порочит мою честь, достоинство и деловую репутацию. В своем отзыве на исковое заявление министерство юстиции справедливо указывает, что я — российский журналист. Нет никаких разумных доказательств того, что в своих выступлениях в средствах массовой информации я преследую цели других государств или глобальных организаций, противные интересам России. 

Доказать это нетрудно. Профессиональные стандарты журналистики, которым я следую, требуют от меня излагать в публикациях достоверные сведения, факты, основанные на документах и надежных источниках. Перед публикацией материала я обязан предоставить право высказаться любому человеку или организации, которые будут упомянуты в статье, особенно если в материале содержится критика их действий.

Мои публикации, приведенные министерством юстиции, а также статьи других авторов, которые я редактировал, полностью соответствуют этим требованиям.

Я действительно редактировал публикацию на сайте «Важных историй» под заголовком «Брат помощника или помощник брата?». (Но министерство юстиции в своем отзыве ошибается — мое авторство на эту публикацию не распространяется).

Я действительно являюсь соавтором опубликованной на сайте «Важных историй» статьи «Маленькое герцогство раскрыло большие секреты. Кто прятал миллиарды в Люксембурге».

Я действительно являюсь соавтором публикации на сайте «Важных историй» «Сомнения на миллионы долларов: друзья Путина, лоббисты, чиновники — в подозрительных транзакциях американских банков».

Однако публикация или редактирование этих материалов не доказывает, что я должен быть назван «иностранным агентом». В этих материалах нет ничего, что не соответствовало бы интересам Российской Федерации или ее граждан. Напротив, речь в статьях идет о том, что люди, которые работали или работают на государство, а также их близкие родственники не следовали публичным призывам президента России: выводили деньги из страны за рубеж, не отказывались от офшорных компаний, скрывающих их зарубежные активы. А в некоторых случаях получали не только иностранный вид на жительство, но и гражданство иностранных государств.

Абсурд ситуации в том, что министерство юстиции России приводит эти публикации для обоснования справедливости присвоения мне статуса «иностранного агента». Хотя я всегда был и являюсь гражданином России, никогда не имел и не имею иностранных паспортов, видов на жительство или зарубежной недвижимости.

Конституция Российской Федерации, глава 2, статья 29 гарантирует свободу мысли и слова, а также право свободно искать, получать, передавать, производить и распространять информацию любым законным способом. Статья 18 констатирует, что права и свободы человека и гражданина являются непосредственно действующими. Они определяют смысл, содержание и применение законов, деятельность законодательной и исполнительной власти, местного самоуправления и обеспечиваются правосудием. Статья 19 говорит о том, что государство гарантирует равенство прав и свобод человека и гражданина независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств.

Конституция не оговаривает дополнительных условий для права свободно искать, получать и распространять информацию любым законным способом.

Необходимость маркировать свои статьи и комментарии негативным словосочетанием «иностранный агент», внезапная обязанность учредить и зарегистрировать организацию для того, чтобы продолжать свою журналистскую деятельность, необходимость заполнять многостраничные формы отчетности за себя и отдельно за организацию для того, чтобы иметь право и дальше быть журналистом, — все это является дискриминацией, поскольку ставит меня в неравные условия с моими российскими и даже зарубежными коллегами.

Постоянные ссылки со стороны российских политиков на то, что в США тоже действует закон об «иностранных агентах» и что российский телеканал Ru

ssia Today был признан «иноагентом» в США никак не оправдывает «ответные меры» в виде признания в России «иноагентами» физических лиц — самих же российских журналистов. Американские журналисты, работающие на Russia Today не становятся «иностранными агентами» в США, физических лиц там не называют «СМИ-иноагентами».

При общении с источниками информации, запросе информации, обращении к экспертам за комментариями маркировка с негативным оттенком «иностранный агент» также влечет за собой дискриминацию, поскольку во многих случаях эксперты, комментаторы и другие источники информации не понимают, какой может быть реакция государства, органов власти или их собственного руководства на общение с «иноагентом». А потому стараются избегать такого общения. Это затрудняет работу журналиста, создает искусственные препятствия — особенно при обращении за комментариями или информацией к работникам госкомпаний и госкорпораций, госслужащим, военнослужащим, сотрудникам силовых ведомств и спецслужб.

Министерство юстиции России упоминает денежные средства, которые я получил от различных иностранных организаций. Но с каких пор простой факт оплаты работы стал достаточным основанием для того, чтобы назвать человека «иностранным агентом»? Ведь Минюст даже не разбирался, какая именно работа была оплачена.

Я работаю с журналистами из десятков стран Европы, Азии, Америки, мои комментарии или материалы публиковали в Der Spiegel, New Yorker, Bloomberg, The Guardian, The Süddeutsche Zeitung, La Stampa — всех не перечислю. С каких пор факта предоставления материалов и комментариев для зарубежных СМИ или журналистских проектов,таких как Центр по изучению коррупции и оргпреступности (OCCRP) или Международный консорциум журналистов расследователей, достаточно для присвоения статуса «иностранного агента»? Это ведь российский журналист публикуется на зарубежных площадках. Где тут здравый смысл?

За многие годы я получил много различных наград в области журналистики: премии «Союза журналистов России», «Союза журналистов Москвы», Премию города Москвы в области журналистики, Диплом «Союза журналистов Москвы» – «За высокие стандарты в области расследовательской журналистики» (2019 год). А также «Премию европейской прессы — 2021» (основанную медиафондами The Guardian, Reuters, Politiken и т. д.), премию «Трансперенси интернешнл» (власти России внесли их в список «иноагентов». Мы обязаны это указывать по закону, хоть и считаем, что эти законы противоречат Конституции), премию Пола Хлебникова за достижения в области журналистики и другие.

Я всегда считал, что эти премии — показатель моей профессиональной состоятельности. А не повод называть меня «иностранным агентом». Российских профессиональных премий у меня больше, чем зарубежных. Но для Минюста даже премия «Редколлегии», учрежденная российским предпринимателем Борисом Зиминым — повод назвать меня «иноагентом».

Почему я не получаю выплат из российских источников? Раньше я работал в ведущих российских средствах массовой информации. К сожалению, в последние годы редакции российских СМИ, в которых я работал, сталкивались с рисками потерять финансирование или лишиться основных рекламодателей. Как только (в соответствии со стандартами качественной журналистики) я отправлял до публикации вопросы, которые не нравились руководителям госбанков, госкорпораций или госкомпаний, они начинали оказывать давление на редакции, редакторов и акционеров СМИ с тем, чтобы не допустить выхода статьи. Чтобы не создавать повышенных рисков для редакций, их российских рекламодателей и акционеров, я и некоторые мои коллеги перестали работать в российских СМИ.

Отчет об источниках и размерах своих доходов я ежегодно предоставляю налоговой инспекции. Банки, клиентом которых я являюсь, видят все расходы и поступления на мои счета. Росфинмониторинг, который предоставил министерству юстиции эти данные, также, как видим, имеет доступ к этим сведениям. В таких обстоятельствах считаю необходимость отдельно предоставлять такую же отчетность несколько раз в год в Минюст избыточной.

А необходимость публиковать некоторые отчеты в интернете считаю вторжением в мою частную жизнь. Потому что мои расходы никак не относятся к политике.

Доводы министерства юстиции о том, что мои публикации и высказывания были использованы/процитированы или перепечатаны в «иностранных средствах массовой информации, выполняющих функцию иностранных агентов», считаю несостоятельными. Я не могу предотвратить цитирование или пересказ моих публикаций другими средствами массовой информации.

Полагаю, что критерий цитирования другими СМИ, в том числе, иностранными, не может быть основанием для признания российского журналиста «иностранным агентом». К примеру, материалы российских государственных информационных агентств и телеканалов цитируют многие иностранные СМИ, в том числе СМИ, признанные «иностранными агентами». Означает ли это, что на основании такого цитирования журналисты государственных информационных агентств или телеканалов могут быть также признаны «иностранными агентами»?

Учитывая изложенное, прошу суд удовлетворить мои требования в полном объеме и обязать министерство юстиции удалить мое имя из списка «иностранных агентов»/реестра «иностранных средств массовой информации, выполняющих функцию иностранного агента».

16 декабря Замоскворецкий суд Москвы отказался снимать с Романа Шлейнова статус «иноагента».