Все плохое у нас еще впереди

Такого в мировой экономике не было никогда. Уже через пару месяцев после начала войны Россия получила рекордное число санкций и начала, по выражению бывшего главного экономиста Всемирного банка Бранко Милановича, невообразимый эксперимент по воссозданию экономики прошлого — возрождение целых отраслей на базе устаревших технологий. 

Держим удар

— Рабинович, как ваше здоровье?

— Не дождетесь!

***

После начала войны, первых санкций, включая блокировку 300 миллиардов долларов размещенных на Западе российских резервов, и обвала рубля большинство прогнозов можно описать двумя словами — «всё пропало». Обвал экономики на 10%, а то и больше, финансовый кризис, дефицит, инфляция — такие были сценарии, причем как у независимых экспертов, так и у чиновников. Ничего такого пока не произошло.

«В марте, особенно в апреле, были очень-очень негативные ожидания, и в это даже поверило правительство — те, кто по определению должны быть оптимистами», — вспоминает экономист Олег Вьюгин, бывший первый зампред ЦБ и замминистра финансов. Почему же все ошиблись? Все исходили из модели полной изоляции России, а реально этого не получилось, объясняет он. 

Внешнюю угрозу переоценили, а свои возможности, наоборот, недооценили. «Мы не учли фантастическую способность российского бизнеса адаптироваться [к изменению условий работы]», — эту мысль часто повторяет профессор МГУ Наталья Зубаревич. Также на редкость профессионально сработали финансовые власти, прежде всего Центробанк. 

Инфляция удержалась в разумных пределах, а укрепление рубля и вовсе перешло все разумные границы (но об этом дальше).

Нефть и деньги

Говорит Ленин Дзержинскому:

— Феликс Эдмундыч, вы могли бы ради революции выпрыгнуть из окна?

— Ради революции — конечно!

И выпрыгнул. Ленин выглянул из окна:

— Говорили, Железный Феликс, а оказался размазня... А нет... смотри-ка... встал... пошел...

***

Главное достижение ЦБ: банки выстояли. Он сразу поднял ключевую ставку до 20%, дал банкам денег и смог остановить набег вкладчиков: за неполные две недели с начала войны вкладчики вынесли из банков почти 3 триллиона рублей наличными. За следующий месяц более 70% вернулись обратно.

Состояние банков отражает происходящее в экономике, и с ними произошло то же самое: апокалиптические прогнозы не сбылись. Правительство и ЦБ обсуждали докапитализацию банков на 1 триллион рублей, но в итоге она даже не понадобилась. По итогам I полугодия убыток банковской системы составил 1,5 триллиона рублей, но по итогам 9 месяцев сократился до 400 миллиардов, и с нового года ЦБ отменяет ряд антикризисных поблажек.

Понемногу снимаются и капитальные ограничения. Если сперва на переводы за границу для граждан был установлен запретительный лимит 5000 долларов в месяц, то уже летом ЦБ поднял его до миллиона.

Не подвела и кормилица-нефть. Цены и перед войной были высокими, с началом боевых действий они еще повысились, а потом постепенно вернулись к довоенным уровням. Несмотря на скидки, которые стали требовать от России, цены были для нее вполне комфортными.

Но как говорится, «слишком хорошо — это тоже плохо»: экономика стала захлебываться в потоке нефтедолларов. Тем более что ограничения на вывод капитала и обвал импорта обрушили спрос на валюту. Курс доллара летом упал до 50 рублей за доллар, власти забили тревогу, но сделать ничего не могли: из-за санкций они лишились возможности проводить валютные интервенции. Президент Сбербанка Герман Греф уверяет, что такой курс не критичен: до этого уровня нет ни одной убыточной отрасли, но, например, металлурги с ним вряд ли согласятся — по их словам, экспорт становится убыточен уже при курсе 70 рублей за доллар. 

К тому же крепкий рубль уменьшает нефтяную ренту государства: экспортная пошлина и налог на добычу ископаемых установлены в долларах, и чем крепче рубль, тем меньше рублевые доходы бюджета.

Властям удалось удержать еще один рубеж, особенно важный для того, чтобы было меньше недовольных войной: россияне почти не обеднели. Доходы населения немного сократились, но не рухнули, как многие опасались. Реальные располагаемые доходы населения (то, что у людей остается после всех обязательных платежей — за коммуналку, по кредитам и пр., плюс поправка на инфляцию) за 9 месяцев были на 1,7% ниже, чем год назад. Это немало, но после 2014 года бывало и хуже. Помогли замедление инфляции и социальные выплаты, благо бюджет позволяет.

У нас еще все впереди

Встречаются два приятеля.

— Как дела?

— Все плохо. Жена ушла, с работы выгнали, дача сгорела.

— Бывает! Но жизнь, как зебра: полоса черная, потом белая.

Проходит время. Встречаются снова.

— Как дела?

— Оказалось, что это была белая полоса.

***

Так что же, российская экономика устояла? Нет, конечно, просто оценивать масштабы потерь пока слишком рано. То, что «слухи о ее смерти оказались несколько преувеличены», вовсе не означает, что она пребывает в добром здравии.

Неплохие для такого шока показатели включают в себя почти два довоенных месяца и огромные доходы, полученные от высоких цен на нефть и газ в начале войны. Если сравнивать эти показатели с прошлогодними, спад оказывается глубже.

Несмотря на кризис и снижение доходов, роста бедности благодаря мерам социальной поддержки (разовые выплаты школьникам и пенсионерам, распространение ежемесячных выплат на детей 8–17 лет и др.) не наблюдалось. Основной удар, как водится, пришелся по среднему классу.

Или взять бюджет. Минфин теперь публикует лишь часть данных о его исполнении и постоянно что-то уточняет, но общую картину понять можно. По итогам 11 месяцев профицит составил 557 миллиардов рублей. Смотрим внимательнее. Профицит достиг пика в мае — почти 1,5 триллиона, и с тех пор снижается. 

В октябре-декабре «Газпром» обязали заплатить в бюджет специальный НДПИ — более 400 миллиардов рублей в месяц. Без них уже был бы дефицит. А если вычесть внеурочные дивиденды на госпакет акций «Газпрома», то дефицит в ноябре составил бы примерно 600 миллиардов рублей.

Но бесконечно доить «Газпром» не получится, из-за газовой войны у него падает добыча. Наконец, основные бюджетные расходы традиционно приходятся на декабрь. «Вот и сейчас осталось 16,5% годового плана, — пишут аналитики „Твердых цифр“, — так что [по итогам года] будет дефицит». Да еще какой! Недавно Минфин повысил его прогноз более, чем вдвое: с 0,9 до 2% ВВП, или 2,9 триллиона рублей. И такой же запланирован на следующий год. Минфин постепенно тратит Фонд национального благосостояния и неистово занимает — уже 2,8 триллиона рублей в III квартале.

Проблемы маскируются не только созданным в начале года заделом.

Замедление инфляции — во многом отражение кризиса: после мартовского ажиотажа люди стараются экономить, меньше тратить и по возможности сберегать. Падает спрос — тормозит экономика.

Замедление экономического спада, похоже, результат военных расходов: аналитики давно указывают на несоответствие опросов, в том числе рассчитываемого ЦБ индикатора бизнес-климата (он падает) цифрам Росстата (они превосходят ожидания), и находят единственное объяснение — закрытая от посторонних глаз оборонка. Кое-какие следы этого все же проявляются. Например, в октябре резко выросло производство спецодежды, а УАЗ вошел в пятерку самых продаваемых марок автомобилей. ЦБ прозрачно намекает на увеличение госзаказа и расходов на «отрасли с металлоемким производством».

Крепкий рубль тоже не столько повод для радости, сколько отражение проблем с импортом.

Импорт рухнул, и это одна из главных экономических бед. Формально — в деньгах — он почти восстановился, но эти цифры тоже обманчивы: тяжело больной человек с виду тоже может казаться здоровым.

Товары теперь приходится возить самыми невообразимыми маршрутами. Оборот питерских портов упал втрое, а дальневосточные не справляются с нагрузкой. «Срок ожидания судов на рейде достигал 30 дней, отправки грузов по железной дороге — от 10 дней до месяца. Сроки поставок из Китая увеличились до трех месяцев и побили антирекорд 2020 года», — пишет Центробанк. Из-за этого в валюте все очень сильно подорожало, так что на самом деле товаров ввезено намного меньше (на сколько, никто не берется оценить).

Кроме того, удалось наладить поставки в основном потребительских товаров, но не сырья, комплектующих, оборудования. Успешные примеры есть, но системно проблема не решена. Это закладывает под российскую промышленность бомбу замедленного действия: ограничивает производство и инвестиции, и проблема будет расти по мере того, как запасы сырья будут заканчиваться, а оборудование — выходить из строя. Заменить или починить его удастся не всем и не всегда. Случаи вроде остановки воронежского крематория из-за отсутствия импортных деталей будут все чаще.

ЦБ уже назвал три самые проблемные отрасли: автопром, авиаперевозки (о катастрофе российской авиации «Важные истории» рассказывали здесь) и коммерческая недвижимость. Иностранцы уходят, освобождая торговые и офисные площади — доля пустующих площадей, похоже, скоро будет больше, чем во время локдаунов. 

«Легли на дно и полеживаем», — описывает ситуацию в экономике профессор Зубаревич. И это еще довольно оптимистичный взгляд: погружение продолжается. Дно мы не прошли, говорит Вьюгин: экономический ущерб, который был создан санкциями, не исчерпан и скажется в ближайшем будущем, в следующем году. Штатные оптимисты из Минэкономразвития рассчитывают, что экономика пройдет дно в конце этого года, ЦБ поначалу тоже так думал, но теперь надеется, что это произойдет в середине следующего года. Улучшая прогнозы на этот год, эксперты ухудшают их на следующий.

Прогноз Минэкономразвития предполагает, что после спада на 2,9% в этом году и на 0,8% в следующем, экономика перейдет к росту и в 2025 году ВВП будет больше, чем в 2021-м. ЦБ и аналитики не ждут столь быстрого восстановления. Такие же настроения у бизнеса: лишь треть из более чем 200 опрошенных топ-менеджеров верят в восстановление в 2025 году, а почти половина (48%) ожидают его в 2027 году, то есть экономика потеряет шесть лет.

Что же мешает росту? Да все то, о чем говорили выше, плюс тот самый «невообразимый эксперимент». Откат к старым технологиям, рост разрыва в научной повестке между Россией и миром, санкции, торговые войны, сокращение трудоспособного населения, резкое сокращение импорта и инвестиций в длинные проекты — такие факторы называют примерно две трети опрошенных. Это, по сути, риски утраченного будущего.

Потери будущих периодов

Ленин пишет завещание: «Перед тем как меня похоронить, отрежьте член». Его спрашивают зачем. «Троцкий скажет: „Ленин умер, ну и хер с ним“ — и, как всегда, будет не прав!»

***

Эти утраченные перспективы порой невозможно выразить в цифрах, но они обязательно со временем дадут о себе знать. Именно это главная потеря экономики и не только ее. Санкции изолируют Россию, а где-то она изолируется сама.

Главная утрата — европейский энергорынок. Строившийся и работавший десятилетиями «энергетический мост» взорван, местами, как «Северный поток», в буквальном смысле.

Эффективность и последствия нефтяного эмбарго еще предстоит оценить (а от нефтепродуктов Европа откажется 5 февраля), но морской экспорт нефти перенаправляется в Азию. Пока добыча нефти почти не упала (–1,5%), но в следующем году спад ускорится: бюджет сверстан исходя из добычи 515 миллионов тонн в 2022 году и 490 миллионов тонн в 2023-м (–5%), в прошлом году было 523,7 миллиона тонн. ОПЕК ожидает в следующем году падения добычи нефти в России на 8%, оговариваясь, что прогнозы в отношении России «характеризуются высокой степенью неопределенности».

А вот с газом настоящая катастрофа. Падение добычи «Газпрома» приближается к 20%, экспорта — к 50%. Поставки в Европу сократились гораздо больше — примерно в пять раз (поставки в ближнее зарубежье стабильны, а в Китай растут). До войны, по данным Еврокомиссии, российские поставки обеспечивали около 40% потребления газа в ЕС, сейчас — около 8%. Это казалось невероятным, но летом поставки сжиженного газа из США превысили поставки по трубе из России. Европа всерьез настроена жить без нашего газа. Наглядный пример: за восемь месяцев Германия построила терминал для приема СПГ и газопровод, хотя обычно это занимает пять лет. На подходе плавучие терминалы. Обратно Россию не ждут.

Потеря главного рынка станет огромным ударом для экономики. Даже если обвала добычи удастся избежать, Россия обречена на зависимость от азиатских стран, прежде всего Китая. И это не равноправное партнерство.

Россия становится сырьевым придатком Китая, считает Вьюгин: «Надо хорошо понимать, где наше место. Когда мы говорим: „Давайте мы будем инвестировать в Китай“, — им это не нужно. Им нужно, чтобы Россия была устойчивым, стабильным поставщиком ресурсов. Пока Китаю неинтересно инвестировать в Россию очень много, разве что для продвижения своих товаров, как они сейчас инвестируют в продвижение своих легковых автомобилей (деньги копеечные, но все же)».

Другая потеря — ушедшие из России компании. Их уже сотни, а брендов — тысячи. Разговоры в духе «пускай проваливают, займем их место» — пустая бравада. Дело не столько в нише (хотя и в ней тоже — эксперты напрямую связали спад потребления с дефицитом из-за ухода западных брендов), сколько в технологиях — как производственных, так и управленческих. Почему-то до сих пор никому в России не удавалось делать бургеры ценой, качеством и в масштабах как McDonald’s. Можно вложить хоть триллион, но выпускать на закрытых заводах Nissan или Volkswagen машины их качества не получится. В лучшем случае на них, как на московском заводе Renault, развернут производство китайские бренды.

Преемники ушедших брендов какое-то время смогут поддерживать уровень. Говорят, первые лет пять «Жигули» тоже были отличной машиной. А вот потом...

Россию покидают не только компании, но и люди. Масштаб этого явления оценить невозможно (здесь объясняется почему), можно лишь исходить из каких-то предположений. Например, аналитики Альфа-банка не исключают, что речь может идти об отъезде порядка 1,5% всей рабочей силы с начала года. Часть из них наверняка вернулась или вернется (можно только догадываться, какая), но ясно, что уехало по-настоящему много людей, и это большой человеческий капитал. Надо как минимум решиться и суметь эмигрировать, а также иметь представление о том, как устроить новую жизнь.

«Мы не знаем, сколько специалистов потеряла наша экономика. И, что не менее важно, какова эксклюзивность этих специалистов, — пишет Коган. — Некоторые из выбывших работников уникальны и без них иногда нет возможности найти варианты подъема бизнеса. Качественный вклад от таких людей не измеряется количественно. Поэтому последствия мы увидим только через месяцы».

Люди уезжают не с пустыми руками: за ними следуют их деньги. С начала года сумма на счетах россиян в иностранных банках выросла более, чем вдвое. Каждый месяц они переводят за рубеж по несколько миллиардов долларов (благо ЦБ разрешает выводить до миллиона долларов в месяц), и сейчас там примерно 65 миллиардов долларов — больше, чем на валютных счетах в российских банках. Для российской экономики это не критично и даже помогает балансировать курс рубля (в месяц экспорт превышает импорт более чем на 10 миллиардов долларов), но подтверждает серьезность намерений уехавших.

Однако отъезд значительной части населения, в том числе квалифицированного и платежеспособного, не может не сказаться на экономике — да просто потому, что потребителей станет меньше. Эксперты, включая Центробанк, уже чувствуют этот эффект: если очередной обвал продаж непродовольственных товаров в сентябре-октябре можно объяснить тем, что покупатели затаились, то ускорение спада продовольственной розницы связывают в том числе с сокращением числа потребителей.