Война с Украиной бьет по слабым внутри России. Тысячи людей с тяжелыми заболеваниями потеряли шанс на выздоровление. Миллионы людей с низкими доходами будут тратить на лечение больше, чем раньше, а качество этого лечения будет ниже.
Десятки детей с раком крови умрут
Формально санкции США и Евросоюза, введенные против России из-за вторжения в Украину, не затронули лекарства и медицинские изделия. Крупные фармацевтические компании — Pfizer, Bayer, Sanofi, Eli Lilly, GSK, Novartis, AbbVie и Abbott — заявили, что инвестиций не будет, но поставлять лекарства они продолжат. «Остановка поставок наших лекарств в Россию была бы прямым нарушением нашего основополагающего принципа: „Пациент в приоритете“», — объяснила компания Pfizer. Такую же позицию высказала и Европейская федерация фармацевтической промышленности и ассоциаций. Но на деле некоторые компании ушли из нашей страны — как, например, немецкая Miltenyi Biotec, оставившая детей с раком крови умирать в России.
До войны в России применялся инновационный метод лечения рака крови — клеточная CAR-T-терапия. В Национальном медицинском исследовательском центре детской гематологии, онкологии и иммунологии имени Дмитрия Рогачева (НМИЦ) CAR-T-терапию назначали детям с раком крови, которым не помогли другие методы лечения. У 90 % из них наступала ремиссия, по словам замдиректора НМИЦ Михаила Масчана. После начала войны компания Miltenyi Biotec из Германии остановила поставки в Россию.
Поэтому прямо сейчас, по информации «Важных историй», около 50 детей с раком крови — пациентов Центра имени Рогачева — обречены умереть.
«Альтернативных поставок нет и не будет. Эту технологию обеспечивал единственный производитель. Какие-то компании в том же направлении работают, но пока ничего близкого нет», — говорил изданию Vademecum директор Института гематологии, иммунологии и клеточных технологий НМИЦ Алексей Масчан.
«Отказ Miltenyi Biotec от поставок расходных материалов для пациентов значит одно — они умрут. Новейшая терапия — это, можно сказать, последняя надежда. Клеточную терапию получают только те, кто прошел предыдущие 3–4 линии терапии, и после них наступила прогрессия, то есть возобновилась болезнь. До изобретения этого вида терапии в течение 2–3 лет умирали все. Сейчас больше половины выживают, причем без признаков болезни», — заявил руководитель научной экспертизы фармацевтического венчурного фонда Inbio Ventures Илья Ясный изданию «Правмир». По его словам, в стране более 500 человек в год нуждаются в CAR-T-терапии.
«Мы решили приостановить отношения с Россией, чтобы выступить против вторжения в Украину», — сказала изданию BioCentury представитель Miltenyi Ким Мюнстер. У терапии в России экспериментальный статус. Это означает, что она в России не зарегистрирована, не входит в протоколы лечения и за нее не платит государство. По словам Ким Мюнстер, этот факт повлиял на решение Miltenyi прекратить сотрудничать с Россией.
В Минздраве обещают, что Россия будет развивать собственные клеточные технологии лечения. Но быстро это не получится: российские разработки пока не вышли на доклиническую фазу, то есть еще даже не испытывались на животных. Дети и взрослые с раком крови, которые сейчас могли бы пройти лечение CAR-T-терапией, уже не дождутся российских разработок.
Десятки тысяч людей останутся без лечения
Еще один удар по медицине — остановка новых клинических исследований лекарств. До войны международные компании проводили в России сотни исследований новейших препаратов каждый год. В 2021 году в них должны были принять участие 39 тысяч пациентов, 40 % которых — с онкологическими заболеваниями. С 24 февраля зарубежные фармкомпании — Sanofi, MSD, Lilly, Pfizer, AbbVie и другие — объявили, что больше клинические исследования в России проводить не будут.
Клинические исследования инновационных препаратов были выгодны всем — государству, врачам, самим международным компаниям, но главное — пациентам, объясняет «Важным историям» эксперт в области клинических исследований: «Для пациента это возможность получения бесплатной терапии. В России в основном проводится третья, поздняя фаза испытаний, то есть, по сути, пациенты получали апробированный препарат, который завтра выйдет на рынок всех развитых стран. Учитывая, что качество системы здравоохранения в нашей стране не самое высокое, особенно в регионах, возможность для пациентов участвовать в международном исследовании — это на самом деле надежда если не на выздоровление, то на продление жизни. Потому что помимо бесплатного лечения новейшим препаратом участие в клиническом исследовании — это постоянный медицинский контроль. За здоровьем пациента постоянно наблюдают, это несоизмеримо с рутинной медицинской практикой».
Фармкомпании объясняют уход с российского рынка проблемами с логистикой, говорит эксперт: «Клинические исследования длятся в среднем пять-шесть лет, могут и десять. Это сложный процесс, и он завязан на западные лаборатории. Пациент получает препарат, сдает анализы, которые должны быть вывезены в центральную лабораторию, обычно в Европе. Берется чаще всего кровь, а незамороженная кровь должна быть вывезена в течение 72 часов. Сейчас логистика сломалась, начали вывозить через третьи страны — Турцию, Эмираты. Анализы частично доходят, частично портятся. Ясно, что фармкомпании не будут начинать новые исследования, потому что есть риск, что в нестабильной политической обстановке довести их до конца не удастся».
России будет не из чего делать свои лекарства
Многие фармацевтические компании перестали поставлять в Россию субстанции, из которых делают лекарства, и стандартные образцы, с помощью которых контролируют качество лекарств. Доля импортных лекарств в стране, по разным данным, составляет около двух третей (если считать по стоимости).
При этом более 80 % препаратов российского производства, по оценке RNC Pharma, изготавливаются из импортных субстанций. Около 20 % поставок субстанций приходится на страны Евросоюза и США, остальное — на Китай и Индию. После начала войны многие европейские и американские компании перестали поставлять сырье российским фармпроизводителям.
Сейчас российские производители ищут замену в основном в Китае и Индии, рассказывает гендиректор DSM Group Сергей Шуляк. Ингредиенты с уникальными свойствами, которые невозможно заменить, везут через третьи страны. «Задача производителей субстанций — покинуть Россию, а против реэкспорта они зачастую не возражают», — говорит Шуляк. Однако, например, американская компания Panreac заявила, что не будет поставлять компоненты даже через реэкспорт.
Помимо субстанций, российские фармпроизводители лишились стандартных образцов для производства лекарств, которые привозились из США и Европы. Стандартные образцы действующих веществ используются в производстве ежедневно как эталон при выпуске каждой серии препаратов.
Без стандартных образцов нельзя произвести лекарства. Чтобы заводы не остановились, Росздравнадзор разрешит фармкомпаниям использовать рабочие образцы, которые сами компании выпускают для исследований и производства промежуточных веществ. Но такое послабление может привести к ухудшению качества лекарств. В России нет своей базы стандартных образцов даже для лекарств из перечня жизненно важных, она может появиться в лучшем случае в конце 2024 года.
Импортные лекарства будут, но хуже и дороже
Уже в марте и апреле многие россияне столкнулись с дефицитом лекарств. «Инсулина „Оземпик“ нет, за „Товиазом“ (применяется для лечения гиперактивного мочевого пузыря. — Прим. ред.) нужно побегать, сложности с „Гептралом“ в ампулах (для лечения гепатита), был жуткий дефицит L-тироксина (при гипотиреозе)», — перечисляет участник фармацевтического рынка.
Одна из причин нехватки лекарств — ажиотаж. В начале войны россияне массово скупали лекарства, чтобы сделать запасы на месяцы вперед. На неделе с 28 февраля по 6 марта продажи лекарств в аптеках взлетели на 50 % в упаковках и на 100 % в рублях по сравнению с предыдущей неделей. В апреле и мае спрос снизился.
Другая причина — сломанные цепочки поставок. Большая часть лекарств приезжает в Россию автотранспортом. Из-за очередей на границе они могут задерживаться на две-три недели, говорит топ-менеджер аптечной сети. Ряд лекарств доставлялся из Европы самолетами. Сейчас прямого сообщения с Россией нет, поэтому препараты летят, например, через Турцию и арабские страны, это приводит к росту издержек, говорит топ-менеджер зарубежного фармпроизводителя. «Доставка самолетами — это не выход, — считает один из участников фармрынка. — Часть препаратов нужно везти по холодовой линии (то есть при низкой температуре на всем пути до аптеки. — Прим. ред.), но порты закрыты, операторы их не везут».
Из-за усложнения логистики и роста издержек лекарства будут дорожать, сходятся во мнении большинство собеседников «Важных историй». Ввоз субстанций через третьи страны прибавит к их цене 20–30 %, считает Сергей Шуляк. В себестоимости препарата на долю субстанции, по его словам, может приходиться от 15 до 40 %.
В марте средневзвешенная цена упаковки лекарств выросла на 35 % по сравнению с мартом 2021 года, в апреле — на 25 %, по данным DSM Group. Впервые средняя цена упаковки лекарств превысила 300 рублей.
Цены на жизненно важные лекарства — а это 63 % продаж всех лекарств в России в деньгах и 62 % в упаковках в 2021 году, по данным DSM Group, — регулирует государство, их можно повышать раз в год на прогнозный уровень инфляции. В марте правительство предложило изменить методику и позволить компаниям повышать цены на лекарства, если есть риск их дефицита.
Опрошенные «Важными историями» участники рынка называют разное число поданных заявлений на пересмотр цен — от нескольких десятков до нескольких сотен, в них компании просят увеличить цены на 10–30 %, иногда в разы. При этом уже сейчас 8,5 % россиян не могут себе позволить покупать даже жизненно важные лекарства, следует из опроса Росстата.
Дженерики не всегда подходят пациентам. Например, в мае представитель организации поддержки людей с сахарным диабетом «Диасоюз» в Мордовии Елена Четайкина написала, что детям с диабетом начали выдавать изделия китайского производства низкого качества: «Инсулиновые иглы, которые гнутся даже о нежную детскую кожу, отмечается закупорка игл 1/3 упаковки, образуются синяки и шишки от использования китайских игл (фото прилагаются). Врачи разводят руками, так как Минздрав закупает, а не врачи, при этом не фиксируют побочки».
Медицинское оборудование тоже будет хуже и дороже
«Мы „пропылесосили“ рынок как только все начиналось. Поэтому у нас пока нет дефицита, но, полагаю, это вопрос времени, — рассказывает совладелец сети клиник. — Перья для взятия крови из пальца зарубежные, аппараты УЗИ, лор-комбайны и другие аппараты — импорт, расходники и сервис — под вопросом».
Лаборатории работают на импортных реагентах и на импортном оборудовании. Сейчас поставки запчастей к нему прекратились, сервисные контракты расторгнуты. «У нас ощущение очень низкого качества серьезных анализов (серология, ПЦР)», — рассказывает совладелец сети клиник.
Стало сложнее сделать тест на аллергию. Американская компания Thermo Fisher Scientific приостановила поставки в Россию оборудования и реагентов для диагностики аллергии по методу ImmunoCAP, который считается золотым стандартом диагностики аллергии. Лаборатории сейчас ищут замены, но в результате с рынка могут уйти редкие, узкоспециализированные тесты,например на аутоиммунные заболевания и индивидуальные аллергены, рассказывал владелец онлайн-лаборатории Lab4U Валерий Саванович.
В стоматологии больше 90 % оборудования и расходников — это импорт, включая даже нагрудники для пациентов и резинки, которыми полируют пломбы, говорит директор стоматологической клиники в одном из южных регионов. По ее словам, нерешаемых проблем с закупкой зарубежных материалов и техники сейчас нет, но цены выросли на 15–30 %.
В травматологии в России производятся только базовые металлические фиксаторы для лечения переломов костей, более сложных технологий в стране нет, рассказывал завотделением ортопедии и травматологии Ильинской больницы Андрей Волна: «Когда мы говорим о конструкциях, которые устанавливаются на длительный срок, на всю жизнь — это искусственные суставы, протезы тела позвонков, неудаляемые металлоконструкции для позвоночника — есть большая проблема. Были попытки наладить производство в Кузбассе. К нам приезжали коллеги из Швейцарии и говорили: „Мы ваш титан потребляем, делаем из него эндопротезы, давайте попробуем у вас сделать“. Не получилось. Мы ставим около 100 тысяч искусственных суставов в год, более 90 % — импортные из США, Швейцарии, Германии».
В России и «дружественных странах», по данным Минздрава, не производится около половины номенклатуры зарегистрированных в России медицинских изделий, например эндопротезы, комплектующие для анестезиологии и реаниматологии, медизделия для трансплантологии, диализа.
Правительство давно пытается нарастить долю отечественной продукции на рынке. Запущенная еще в 2015 году программа «Развитие медицинской и фармацевтической промышленности» предусматривала, что к 2020 году в стране будет производиться 40 % медизделий. Но планы не сбылись. По данным Счетной палаты, в 2020 году доля российской продукции в медицине составляла только 28,8 %.
«В России за последние годы стало много чего производиться, какие-то аппараты мы делаем с локализацией до 80–90 %. Но вопрос с комплектующими мы своими силами в ближайшее время точно закрыть не сможем», — говорил Аркадий Столпнер, сооснователь Медицинского института имени Сергея Березина.
Российские врачи окажутся в изоляции
Неочевидное для пациентов, но болезненное для врачей последствие войны — разрыв связей российского медицинского сообщества с остальным миром и передовыми технологиями. Чтобы обмениваться опытом с коллегами, врачи вступают в международные ассоциации по своей специальности, встречаются на конференциях и обучаются за рубежом. Из-за войны такие контакты осложнились.
Несколько международных профессиональных врачебных ассоциаций отстранили россиян от участия в объединениях. В конце марта Европейская ассоциация по изучению печени призвала европейских коллег «временно прекратить любое научное сотрудничество с российскими институтами» в знак солидарности с Украиной. Европейское общество кардиологов приостановило членство российских кардиологов, подчеркнув, что все научные материалы и клинические рекомендации остаются доступны для российских врачей. «Эта чрезвычайная мера не направлена против кардиологов и ученых из России или Беларуси. Они не виноваты в войне, — говорится на сайте общества. — Это наши друзья и коллеги. Однако международному сообществу не остается ничего иного, кроме как использовать изоляцию для сдерживания дальнейшей агрессии со стороны политического руководства России и Беларуси». С такими же мерами столкнулись российские неврологи, ревматологи и урологи.
Но и преувеличивать не стоит. Согласно опросу приложения «Справочник врача» среди 1,5 тысячи медработников всего 13,5 % российских врачей состоят или состояли в международных профессиональных объединениях. Из них только у 1,6 % членство было приостановлено из-за санкций.
«От зарубежных коллег с начала войны я не получила ни слова осуждения. Выступила на онлайн-конференции гинекологов-эндокринологов, возможность публиковаться в международных научных журналах никто не закрывал. И это так и должно быть, потому что санкции против врачей — это автоматически санкции против наших пациенток», — говорит врач-гинеколог.
До марта 2022 года государство требовало от российских ученых публикаций в качественных научных журналах, включенных в системы цитирования Web of Science и Scopus. Без них нельзя было отчитаться по проектам и грантам, на которые государство выделило деньги. В марте, опасаясь того, что научные журналы не будут публиковать исследования россиян, правительство решило это требование отменить. «Я боюсь, что такое решение может на годы усложнить научное взаимодействие и мотивацию, которая долго создавалась государством, — мотивацию делать качественное исследование зарубежного уровня», — опасается врач-нейрохирург Алексей Кащеев.
Врачи, опрошенные «Важными историями», сходятся в том, что полной изоляции российской медицины не будет, однако развитие международного сотрудничества и доступ к инновациям замедлится.
«Война отражается плохо на всем, и на здравоохранении тоже, — говорит врач, завотделением одной из столичных клиник. — Медицина в России не рухнет, это очевидно. Но есть объективные вещи — цены растут, у людей снижаются доходы, меньше врачей могут себе позволить какое-то дополнительное обучение. Зарплаты врачей в регионах копеечные и, учитывая, что у государства сейчас другие приоритеты, вряд ли они вырастут в ближайшее время. Это в итоге сказывается на медпомощи».