Наиболее эффективными санкциями неожиданно оказались самые простые — финансовые, отмечал профессор Гарварда Олег Ицхоки. «Стало сложнее как получить оплату экспортных поставок, так и рассчитаться за импортные товары. В определенной мере нам удалось решить эту проблему», — говорил Владимир Путин.
Бизнес действительно приспособился, платежи идут — просто все стало сложнее, дольше, дороже. Как теперь ведутся расчеты, попытался выяснить Дмитрий Некрасов, соучредитель и директор аналитического центра CASE. Для этого он опросил 19 представителей импортеров, 11 — экспортеров и трех человек из компаний, занимающихся трансграничными переводами денег. Некоторые выступали одновременно в двух ипостасях, так что всего респондентов было 29. Там, где это возможно, Некрасов проверил размер комиссий, обзвонив банки, платежных агентов и др., или найдя эту информацию на их сайтах.
Эта статья — вольный пересказ доклада Некрасова. Ранее он объяснял, почему российская экономика сможет долго выдерживать войну, а его коллега Владислав Иноземцев — как она приспособилась к войне.
Не остановили, но спрятали
Санкции запретили поставку в Россию многих товаров — прежде всего, двойного назначения, но не только. Подпали под санкции и российские банки — с ними запрещено работать, многие отключены от SWIFT. Список банков и товаров постоянно расширялся, и в прошлом году в нем оказались почти все более или менее значимые, а также Московская биржа, которой пришлось остановить торги долларами и евро. Кроме того, в конце 2023 года президент США Джо Байден издал указ, позволяющий вводить вторичные санкции в отношении иностранных банков, которые помогают России обходить ограничения.
Каждая волна санкций и давления американских властей по их соблюдению приводила к усложнению расчетов, выталкивая новую часть бизнеса на теневые пути проведения платежей. Респонденты называли очень разные моменты, когда ситуация с платежами для них ухудшилась по сравнению с довоенным периодом. Кто-то столкнулся с проблемами и перестроил работу уже весной 2022 года. Большинство респондентов сделали это в 2023 году, а некоторые продолжали работу «как в 2021 году» вплоть до весны-лета 2024 года. Основная часть расчетов переходила в теневую зону, невидимую для западных регуляторов. Или почти невидимую.
В результате сложилась альтернативная система международных расчетов, обслуживающая российскую внешнюю торговлю. Она состоит из нескольких контуров, обслуживается множеством разнообразных операторов и успешно адаптируется к действиям западных регуляторов. Арсенал средств давления на нее еще не исчерпан, однако все предыдущие действия ЕС и США приводили лишь к временным перебоям в прохождении платежей.
До войны Россия, как и все, торговала в основном в долларах, евро и других ведущих мировых валютах: в 2021 году в них было оплачено 85% экспорта и 68% импорта, еще 14 и 28% приходилось на рубли. Доля остальных была ничтожна: 1% экспорта и 4% импорта. В прошлом году на валюты ставших «недружественными» стран приходилось всего 19% экспорта и 22% импорта. Главной валютой расчетов стал рубль (более 40% экспорта и импорта) и валюты «дружественных» стран (40% экспорта и 35% импорта), прежде всего юань.
Смешать, но не взбалтывать
Главным партнером России стал Китай, торговля с ним почти полностью идет в рублях и юанях. Эти операции — треть всего внешнеторгового оборота, следует из данных ФТС. Число китайских компаний со счетами в российских банках и российских фирм — клиентов китайских банков было значительным еще до войны, но многократно возросло за последние годы.
Изначально лучше всего от глаз и действий западных контролеров была защищена простая схема: все расчеты проводятся в рублях внутри одного российского банка. Китайский импортер переводит рубли со своего счета на счет российского экспортера, а китайские экспортеры в то же время получают от своих контрагентов рубли. Посторонние не имеют доступа к данным о перечислении рублей и даже не знают них.
Эту схему пришлось сильно апгрейдить. Чтобы понять как, нам понадобятся три термина из сленга схемотехников.
Зеркало. Даже в идеальной ситуации, когда экспорт равен импорту и все операции идут через один банк, возникает вопрос: зачем китайцам рубли? Их экспортерам нужны юани, а импортерам, наоборот, требуется где-то обменять юани на рубли, чтобы оплатить поставки из России по этой схеме. Но большинство переводов между российскими и китайскими банками могут быть видны западным регуляторам (например, через SWIFT).
Чтобы стать невидимыми, китайские фирмы открывают зеркальные юаневые счета в китайском банке, который так или иначе связан с российским (например, соглашением о разделе комиссий за переводы). Так возникают две зеркальные системы: рубли обращаются внутри российского банка, а юани — китайского, это чаще всего тоже незаметно западным регуляторам. Если между китайскими и российскими банками нет прямых переводов, то обнаружить существование «зеркала» можно только по косвенным данным с использованием существенных расследовательских ресурсов.
Миксер. Чтобы лучше запутать следы, платежи, как правило, дополнительно проходят через банк или группу банков, в которых связанные с Россией денежные потоки перемешиваются с другими. Это повседневные операции, обслуживающие сделки компаний внутри страны и внешнюю торговлю. На выходе из такого «миксера» сложно отличить деньги, связанные с Россией, от других. По обе стороны границы в организации «зеркал» и «миксеров» участвует целая группа банков с самыми разными легальными операциями. В Китае в это вовлечены в основном небольшие сельские банки (так называемые rural banks): их очень много, а отчетность специфична и некитайцу ее сложно понять.
Если у китайской компании нет рублевого счета, она может проводить расчеты в юанях через китайского посредника. Часто он не только платежный агент, но и одновременно оказывает реальные услуги по перевозке и растаможиванию товаров. Этот посредник расплачивается с российскими контрагентами в России в рублях. Он может замыкать собственные встречные потоки в разных валютах (одному клиенту нужно расплатиться рублями, другому — юанями) или работать как элемент банковской инфраструктуры за счет ресурсов банка. Всё это многократно затрудняет возможности обнаружения «зеркал» и «миксеров», не говоря о том, чтобы юридически доказать их существование.
Хвост. Но не всё так просто. Главная загвоздка в том, что в реальности никогда и нигде — ни у посредника, ни внутри одного банка, ни в экосистеме связанных банков — потребности в юанях и рублях не могут всегда совпадать. Сегодня участникам «зеркала» нужно больше юаней, чем рублей, завтра — наоборот. Банки и агенты держат на обоих концах цепочки запас каждой из валют, и все равно в подавляющем большинстве построенных схем постоянно образуется избыток или недостаток определенной валюты.
Эти торчащие «хвосты» и есть главная угроза для схемы, по ним можно ее заметить: операторы вынуждены обменивать избыток валюты на ту, которой им не хватает. Рублевые «хвосты» внутри российской банковской системы или юаневые внутри китайской еще можно расшить прямой конвертацией между российскими и китайскими банками. Но неизбежный дисбаланс в торговле России с любой другой страной (например, Индии Россия продает на порядок больше, чем покупает у нее) не позволяет при закрытии «хвостов» обойтись без валют третьих стран — как правило, западных, которые ввели санкции.
«Зеркала» и «миксеры» — основные механизмы, позволяющие реальным расчетам оставаться невидимым для западных органов, а «хвосты» — главная проблема, создающая угрозу обнаружения при их закрытии.
Рынок. Серый рынок
После начала войны расчеты оставались прямыми, просто для платежей использовались не доллары, а юани. Российские компании массово открывали счета в них в российских банках и — менее массово — в китайских. Доля рублевых расчетов тоже росла, но китайские бизнесы были не так заинтересованы в переходе на рубли, как российские на юань. Большинству даже не требовались «зеркала».
Но с 2023-го и особенно с лета 2024 года давление американских регуляторов на китайскую банковскую систему усилилось. Это сделало переводы между российскими и китайскими банками и обмен рублей на юани дороже и рискованней. Бизнес отреагировал переводом операций в рублевую зону и массовым созданием «зеркал». Скорость перехода определялась давлением Запада на китайские банки и физическими возможностями открывать счета. Например, в некоторых регионах Китая не было местных банков, участвующих в зеркальных схемах, а очередь на открытие счетов в «ВТБ-Шанхай» растянулась на месяцы. Давление Запада на китайские банки сделало «ВТБ-Шанхай», единственный филиал российского банка в Китае, крупнейшим оператором расчетов между двумя странами.
Были и другие проблемы, например китайские налоговики не возвращали местным компаниям экспортный НДС при оплате товара в рублях, но постепенно они решались. К концу 2024 года большая часть расчетов с Китаем перешла на «зеркальные» операций параллельно в рублевом и юаневом контурах.
По такому же сценарию происходит большая часть расчетов со странами СНГ, Турцией и Ираном. Их основное отличие от Китая — гораздо меньший объем «настоящей» торговли с Россией, в которой сложнее «затеряться» транзиту из третьих стран и, соответственно, расчетов с этими странами. Транзит через Китай составляет менее 20% (а возможно, и менее 10%) от реального торгового оборота с Россией. Для Турции он достигал 50%, а с некоторыми странами СНГ иногда в несколько раз превосходил его. Поэтому расчеты с этими странами были не так стабильны, ситуация много раз резко менялась под давлением не только стран Запада, но и местных регуляторов.
Несмотря на это, всё развивалось по сценарию, похожему на китайский. В 2022 году преобладали простые сделки: расчеты за импорт из Турции шли в лирах, которые обменивались на доллары или евро в Турции и отправлялись в оплату товара, который формально экспортировался из третьих стран в Турцию, а по факту в Россию. По мере того как гайки закручивались, расчеты переходили на «зеркала». На смену платежам в долларах и евро пришли расчеты в лирах и манатах.
Как до войны
А вот в случае с Индией, странами Юго-Восточной Азии и ОАЭ «китайская» схема применяется гораздо реже. Большая часть расчетов ведется так же, как в «недружественных» валютах — через не подпавшие под санкции российские банки, то есть примерно как до войны, но с поправкой на изменившиеся обстоятельства.
Формально санкции ЕС или США не касаются многих товаров, и проблемы с их оплатой вызваны излишним рвением служб комплаенса банков, которые предпочитают от греха подальше не одобрять любые операции с Россией. Но есть исключения, и какие-то платежи продолжают проводиться «как в 2021 году».
Здесь тоже есть посредники с сетью юрлиц в странах по всему миру. Для реальных контрагентов российского бизнеса они выглядят как экспортеры или импортеры из третьих стран. С их счетов производится оплата за импортируемые товары и прием платежей за российский экспорт. Так экспортная выручка остается на счетах за пределами России, с которых оплачивается российский импорт. В России компании из сети посредника, зарегистрированные в транзитных странах, принимают рублевые платежи от импортеров, а также платят экспортерам в рублях за их товары (это позволяет вернуть НДС при экспорте). Услугами посредников пользуется в основном малый и средний бизнес, предпочитающий работать «в белую».
Для крупного же бизнеса существует некий аналог неформальной валютной биржи за пределами России. Работает она примерно так: крупные неподсанкционные экспортеры оставляют на счетах за рубежом до 80% экспортной выручки в «недружественных» валютах. Когда им нужны рубли в России, они выставляют на продажу нужную сумму валюты, информируя об этом банки, крупных импортеров и посредников. Дальше все просто: в России экспортер получает рубли, например, от крупного ретейлера, и оплачивает его закупки валютой со своего зарубежного счета. Курс на этой «бирже» нередко заметно отличается от официального и, возможно, лучше отражает реальный курс для российской внешней торговли. О ценности валюты говорит то, что импортеры доплачивают экспортерам 1,5–2% к курсу ЦБ, а в неспокойные периоды и больше.
У каждого своя ситуация, и кроме этих типовых схем, есть множество индивидуальных. Но расчеты всегда «зеркалятся» раздельно: недружественные валюты обращаются во внешнем контуре, рубли — внутри России, без прямых проводок между контурами.
Мимо банка
Есть и альтернативные способы расчетов, которые не используют банковскую систему. Это криптовалюты (самое дешевое средство оплаты импорта), системы денежных переводов и даже хавала. В этой системе исламских переводов участвуют тысячи независимых операторов, готовых перевести деньги практически куда угодно. Хавала существует уже много веков, не имеет четкой юридической структуры, так что санкции ей не страшны.
Эти каналы используют небольшие «серые» импортеры, эмигранты и малый бизнес для вывоза капитала. Встречный поток формируется за счет майнинга, где Россия — один из лидеров, доходов владельцев и зарплат сотрудников компаний из индустрии беттинга, порнобизнеса и др., где россияне тоже довольно активны. Часть оказываемых из России услуг, в первую очередь в IT, также оплачивается из-за рубежа в крипте или через платежные системы.
Но и посредники, использующие криптовалюты для расчетов с Россией, также используют «миксеры» и даже «зеркала», чтобы минимизировать даже теоретическую вероятность преследования.
Есть и совсем экзотичные механизмы расчетов. Представим себе такую ситуацию: золото, нелегально добытое в некой африканской стране, либо экспортированное из страны, находящейся под санкциями, находится в банке третьей страны, например Персидского залива. На это золото выдаются расписки на предъявителя. В отчетности банка подобные операции не отражаются. Такие расписки и до 2022 года были важным платежным средством во внешнеторговых операциях между странами Африки, Залива и южной Азии, а также не подконтрольным Западу механизмом накопления коррумпированными элитами некоторых африканских режимов. По словам двух респондентов, с вовлечением в «серый» оборот российской нефти, экспортируемой в Индию и страны Африки, часть расчетов за российский экспорт стала производиться при помощи тех же расписок. Проверить это невозможно, но другие респонденты упоминали обязательства третьих лиц (без привязки к золоту) как средство международных расчетов в связи с операциями по расшивке «хвостов».
Масштаб таких операций, больше похожих на практики средневековых купцов, чем на расчеты XXI века, вряд ли велик, но они точно не видны западным контролерам, а складские расписки на золото вполне могут быть тайным средством сбережения активов частью российской элиты.
Сколько это стоит
Казалось бы, стоимость переводов должна расти, когда вводятся новые санкции или растет давление на тех, кто закрывает глаза на то, как они обходятся. Не тут-то было! Издержки операторов трансграничных переводов менялись постоянно и хаотично, но это почти не влияло на размер их комиссий.
По всем законам рынка, для новых клиентов размер комиссии «ВТБ-Шанхай» за переводы менялся в соответствии со спросом. До войны перевод в Китай стоил менее 0,2%, затем комиссия постепенно росла, достигнув в сентябре 2024 года пика в 4%. Это был период самого массового перевода расчетов с Китаем в рублевую зону, и очереди на открытие счетов в «ВТБ-Шанхай» были наиболее длинными. Пользуясь своим уникальным положением, ВТБ зарабатывал по максимуму. Постепенно ситуация нормализовалась, и в декабре 2024-го комиссия снизилась до 2,4%. Некоторые компании стали переводить расчеты в более дешевые банки — комиссия 4% оказалась «выше рынка».
Это, конечно, не все издержки. Помимо основной комиссии за перевод, банк берет плату за валютный контроль, зарабатывает на разнице своего курса конвертации с курсом ЦБ (это еще примерно 1,5%). В периоды перебоев с платежами «ВТБ-Шанхай» также взимал комиссию за ускорение платежа, достигавшую 5% (впрочем, это длилось недолго). Об этом сообщил один респондент, про такую практику рассказывали и другие. Таким образом, в пиковые моменты общие потери могли превышать 10% от суммы платежа.
Ситуации, в которых работают российские компании, слишком сильно разнятся, чтобы вывести средние значения потерь — разве что очень широкие диапазоны и самые общие закономерности. Экспортеры теряют на комиссиях заметно меньше импортеров. Они продают «недружественные» валюты за пределами России по курсу немного выше официального. Крупные экспортеры говорят, что разница перекрывает их издержки на содержание платежной инфраструктуры — их доходы от экспорта даже выросли на 1–3%. Экспортеры поменьше вынуждены пользоваться услугами посредников, им приходится доплачивать за получение экспортной выручки — как правило, 2–7%. Значительная часть издержек на содержание платежной инфраструктуры фиксирована, поэтому чем крупнее бизнес, тем они менее чувствительны.
Импортеры теряют не менее 3%: крупные — до 5%, средние и мелкие — до 10%.
Но есть и те, кто от всего этого выиграл. Это «серые» импортеры, которые не платят налоги и таможенные пошлины или платят частично. Их затраты на платежи составляли 3–4%, а теперь все остальные платят больше.
Много это или мало
Издержки так сильно разнятся, что оценить их общий размер слишком сложно. В среднем Россия за время войны торговала на 700 млрд долларов в год. По очень грубой прикидке, если взять «среднее по больнице» и усреднить потери импортеров и экспортеров, то 1,5–4% потерь дадут 10–30 млрд долларов в год, в среднем 20 млрд. Заметная часть этих денег достается российским же посредникам и схемотехникам, но и издержки в других юрисдикциях тоже нельзя сбрасывать со счетов.
Сумма впечатляет, но в масштабах российской экономики она совсем невелика. Это 1% от прошлогоднего ВВП (2,1 трлн долларов) и меньше прироста военных расходов бюджета в этом году (2,8 трлн рублей, или 30 млрд долларов). По научной оценке Александра Фиранчука из РАНХиГС, в 2023 году потери из-за удорожания импорта составляют 20 млрд долларов.
Дело не в деньгах. Если взглянуть с точки зрения системных изменений, то влияние покажется гораздо более значительным.
Это прежде всего вынужденный уход значительной части внешней торговли в тень. Российский бизнес долго «обелялся», а теперь идет в обратном направлении. Многие импортеры, до войны «белые», полностью или частично перешли на «серые» схемы. Другого варианта у них не было, разве что закрыть бизнес: издержки взаимодействия с банками для малого бизнеса неподъемны. Вынуждены уходить в тень и малые, и средние экспортеры, чьи потребители не готовы работать с российскими поставщиками или пользоваться схемами для перевода денег в Россию. Подобные проблемы в первую очередь затрагивают экспорт IT-услуг или относительно сложной продукции в «недружественные» страны.
Экспортеры используют фиктивного поставщика, или «фронт». Некоторых за большие комиссии «фронтят» реальные иностранные компании со схожим бизнесом. Других — финансовые посредники через созданную специально под эти цели компанию, отвечающую определенным требованиям. Услуга по получению денег на подобную компанию и переправке их в Россию стоит дороже, нежели просто принять деньги. Во многих случаях единственным способом сохранить экспортные контракты — создать свою компанию в транзитной или «недружественной» стране, а иногда реально перенести туда часть функционала. Издержки при этом составляют 10–15% выручки, но бывает и больше.
Максимальные потери понесли высокотехнологичные или законопослушные компании, минимальные — сырьевые или работающие в серой зоне. Это консервирует сырьевую структуру экономики и демотивирует соблюдать правила.
Обход санкций требует высокой квалификации и творческого подхода, и многие тысячи талантливых россиян вместо того чтобы зарабатывать на создании новых полезных вещей, стали зарабатывать на обходе правил. Проблема еще и в профессиональной деформации. Многие из этих людей всю жизнь продолжат заниматься обходом правил. И список последствий можно продолжать долго.