В Израиле три месяца идет война, какой не бывало прежде. С момента образования государства Израиль не знал столько жертв среди мирных жителей — более 1200 убитых, более 250 заложников и десятки пропавших без вести. Впервые 135 тысяч израильтян оказались беженцами в своей стране. Впервые армия вместе с призванными резервистами превысила 500 тысяч. Впервые пойти в армию вызвались тысячи представителей ортодоксальных религиозных общин, которые до сих пор в основном избегали военной службы.
Война ощущается по всей стране не только в виде регулярных налетов, но и в повседневной жизни: в университетах остановились исследования и учеба (студенты и преподаватели на фронте), приема у врача надо ждать полгода (на фронте врачи нужнее), часть госорганов не работает (сотрудники воюют), мелкий бизнес, на котором стоит Израиль, растерял клиентов (люди свели расходы к минимуму).
Университеты и школы. «На войну ушла треть студентов»
В Израиле нет фиксированной даты начала учебного года. Традиционно он начинается в середине октября, после череды длинных праздников, последний из которых — Симхат-Тора. В 2023 году этот день пришелся на 7 октября. Как только новостные каналы сообщили, что произошло на границе с Газой, десятки тысяч студентов поняли, что вместо аудиторий их ждут военные базы. Большая часть молодых израильтян поступает в университеты уже после того, как отслужит в армии, поэтому именно они составляют основной состав резервистов, которых отправляют на фронт в случае боевых действий.
«В нашем университете на войну ушла треть студентов, — рассказывает профессор Университета имени Бар-Илана Елена Бунина. — Местные студенты, с которыми я переписываюсь, в очень плохом эмоциональном состоянии — как и все здесь. У всех есть погибшие знакомые, много друзей служит. Периодически приходят письма о смерти детей среди коллег — преподавателей нашего университета. Горе очень-очень близко».
«Технион опустел, — рассказывает заведующий лабораторией физики плазмы Яков Красик. — В нашей лаборатории сейчас почти нет молодежи: трое на фронте, а одна девушка находится в таком тяжелом психологическом состоянии, что не может продолжать работу. Три года назад, во время пандемии, мы тоже в университетской почте регулярно получали известия о смерти сотрудников, но сейчас намного тяжелее это пережить, потому что мы хороним не стариков, а молодых».
Первый месяц школы и детские сады были закрыты, но потом стало понятно, что невозможно держать детей дома, родители стали выходить на работу, а дети начали привыкать к сиренам. У Елены Буниной сын ходит в школу, а дочь — в детский сад. «Мои дети переживают обстрелы достаточно спокойно — относительно других детей, про которых я слышу. Тель-Авив часто бомбят. В первые дни они сильно пугались, но сейчас привыкли, дисциплинированно ходят в бомбоубежище, а младшую можно даже относить туда спящую. Правда, у сына-школьника очень поломался учебный процесс: часть учителей ушла воевать, поэтому он учится только несколько раз в неделю по пять уроков, что тяжеловато по логистике, конечно. Но наши трудности несравнимы с теми семьями, где дети из-за боевых действий вообще покинули свои школы и переехали в другие города. Я уж не говорю об украинских семьях, которые увезли детей от одной войны и попали на другую».
Школы в разных районах страны работают в разных режимах. Где-то занятия идут постоянно, где-то их можно проводить только в защищенных помещениях, а где-то ушли в онлайн. Израиль давно уже испытывает серьезную нехватку учителей, еще до войны он относился к числу стран с высоким количеством детей в классах — до 40 человек. Теперь из-за мобилизации педагогов и прежде переполненные классы забиты детьми сверх нормы.
Беженцы. «Эвакуируйте всех, у кого нет доступа к убежищу»
Первые недели войны правительство никак не могло принять решение, что делать с гражданскими в зоне боевых действий, поэтому жителей из-под обстрелов вывозили добровольцы-волонтеры.
«Эвакуация — это не экономическая проблема. У государства есть деньги, чтобы вывезти людей из опасной зоны. Необходимо политическое решение», — требовал мэр Сдерота (города, который находится на границе с Газой) в кнессете. Однако министр финансов наложил вето на выделение денег на эвакуацию жителей городов, которые были частично разрушены, но не относились по закону к приграничным зонам с Газой. Дело сдвинулось только после того, как мэр Ашкелона (еще одного города неподалеку от Газы) прямо в кнессете наорал на министра: «Семь лет я кричу: "Кибенимат! (русское ругательство в иврите. — Прим. ред.). Включите Ашкелон в приграничную зону Газы!" Эвакуируйте всех, у кого нет доступа к убежищу. Я говорю о тех, у кого нет денег на убежище и нет денег на эвакуацию. Какие ответы у вас есть для этих людей, кроме молитвы о том, чтобы они не умерли?.. Ашкелон стал городом-призраком, магазины и другие бизнесы не работают, убытки от военных действий исчисляются сотнями миллионов шекелей. Министерство обороны дало добро на перевод средств, но Минфин наложил вето. И объясните мне, что делать, если эвакуация города должна обойтись в 300 млн шекелей?» В итоге решение об эвакуации было принято, более 135 тысяч израильтян с севера и юга вывезли из-под обстрелов. Большинство из них разместили в гостиницах, которые все равно пустуют — желающих отдохнуть в Израиле сегодня немного.
Отелям платит государство — для беженцев это бесплатно. Но большинство гостиниц не приспособлены для длительного проживания семей с детьми, так как вокруг нет ни школ, ни детских садов. Да и те, что есть, не в состоянии принять одновременно такое количество новых учеников. Поэтому многие беженцы стараются уехать жить к тем родственникам или друзьям, где можно получить помощь и договориться о приеме ребенка в сад или школу. Однако это временное решение никак не отвечает на вопрос: а что будет с этими людьми дальше? Правительство пока не предложило никаких решений для переселенцев.
Бизнес. «Мы остались один на один с войной»
Павлу Попелюхину 44 года, из них 18 он работает в израильском офисе американской IT-компании и каждые полгода на две-три недели уходит в милуим — на военные сборы. Из последнего милуима он вернулся в сентябре, а через две недели после начала войны снова оказался в армии. Из 300 сотрудников его компании около 15 сейчас находятся в боевых частях. «У нас в фирме нет проблем с оплатой резервистам, нам сохраняют зарплату полностью, потому что хай-тек — это особый мир. Но в других компаниях моим сослуживцам работодатели начали платить минимальную зарплату. У них просто нет денег третий месяц сохранять зарплату тем, кто не работает. Люди психуют: мало того, что они уже три месяца не видят дом, за исключением редких выходных раз в две-три недели, но еще и не могут обеспечить свои семьи. Нервы у домашних не выдерживают, некоторые семьи начинают разваливаться».
Обычно в Израиле число бизнесов растет, но в этом году их станет на 20 тысяч меньше. В первые недели войны в торговых центрах были закрыты почти все кафе и большинство магазинов. Часть из них так и не открылась.
Екатерина Бирюкова и ее муж Алексей занимаются ландшафтным дизайном — облагораживают участки, балконы и т. п. После начала войны новых клиентов у них нет. Остались только старые, которые оплачивают абонемент по уходу за уже оформленной территорией. Однако этот доход не обеспечивает семье даже оплату ипотеки, не говоря уже о привычном уровне жизни: «Сейчас передо мной стоит выбор: сходить к парикмахеру или добавить 200 шекелей к машканте (ипотеке). И такая же ситуация у моих друзей — художников и дизайнеров. Правда, нас очень поддерживают клиенты: мы, к примеру, боимся ездить в центр страны, в районы, где часто обстреливают. А клиенты наши из тех районов все равно оплачивают абонемент. Потому что люди стараются помочь друг другу».
Чтобы помочь коллегам, терпящим убытки, известный в Израиле предприниматель, владелец компании Yoffi Аркадий Майофис устроил акцию «Поддержи своих»: стал бесплатно публиковать в своих аккаунтах рекламу разных бизнесов. Это помогло многим предпринимателям не разориться в первые военные месяцы.
До октября 2023 года Марина Бадашина была настолько известным мастером маникюра в Хайфе, что уже не брала новых клиентов. К ней нужно было записываться за несколько месяцев. В первый же месяц войны она потеряла половину клиентов: «Десятки тысяч людей остались без работы или отправились в неоплачиваемый отпуск. Маникюр — не вопрос первой необходимости, это не еда и не медикаменты. Мы работаем для красоты и радости. А радости у людей сейчас нет совсем, зато остались детские сады, квартиры, за которые надо платить».
Марина работает волонтером в детском отделении онкологии больницы «Рамбам», а также делает бесплатный медицинский педикюр солдатам (их проблемы — сбитые стопы, мозоли, вросшие ногти, грибковые инфекции). Денег все это не приносит. «У моих коллег похожая ситуация. Рядом со мной работает мастер, к которому клиенты ходят поколениями уже 40 лет. Я прежде никогда не видела, чтобы он сидел часами без дела. С другой стороны от меня — кабинет одной из лучших колористок Хайфы. У нее исчезли вообще все клиенты. Она пыталась записывать рилсы, активизировать рекламу в соцсетях. Но это всё не помогает. Когда война, вы не пойдете красить волосы. Вам просто не до этого. Мои знакомые, которые торгуют одеждой из Италии и Турции, попали в еще более сложное положение. Нарушена вся логистика, привезти товар нельзя. А продажи оставшегося товара с начала войны не покрывают даже цены аренды магазина. Поэтому очень много магазинов через два месяца закрылись».
Я стараюсь избегать белых пикапов — это те машины, на которых террористы заехали с Газы
Считается, что израильтяне привыкли к войнам. Но Марина, которая приехала в Израиль 13 лет назад из Киева, говорит, что такой страшный опыт у нее впервые: «Да, мы знаем, что такое прилеты, сирены, падение ракеты. Умеем различать по звуку, что именно летит в небе. Тем не менее психологически мы всегда чувствовали себя защищенными. Мы всегда знали, что есть государство и есть враг. И мое государство всегда меня защитит. А теперь я сижу и думаю: что я сама могу предпринять для своей безопасности? Мы знаем, что террористы проникли во все районы, я чувствую, что они в стране, и я больше ни на кого не полагаюсь. Я купила себе и маме газовые баллончики. Я стараюсь избегать белых пикапов — это те машины, на которых террористы заехали с Газы. В своем кабинете тоже держу несколько средств защиты. Я готова оказать сопротивление в любой момент. Мы остались один на один с войной. И никто не защитит Израиль, кроме нас самих».
Волонтеры. «Войну мы, конечно, выиграем»
Огромный урон нанесла война сельским районам на юге и на севере Израиля, где расположены фермы, на которых выращивают животных, птицу, фрукты и овощи. Там было много палестинских и таиландских рабочих. Палестинцев Израиль выдворил, многие таиландцы уехали сами. Поэтому в первые же недели войны фермеры обратились за помощью к добровольцам из центральной части страны. С тех пор уже третий месяц каждый шаббат инженеры, преподаватели, музыканты, водители, пенсионеры, отставные генералы и министры вместо отдыха едут сложными путями в южные и северные районы, чтобы помочь фермерам.
Знаменитый американский биолог Евгений Кунин регулярно приезжает в Израиль к своей маме. Каждый его приезд — это событие для коллег, его приглашают выступить на семинарах, прочесть лекции.
В этот раз после лекции он отправился в субботу вместе с другими сотрудниками университета собирать помидоры: «Это только на первый взгляд напоминает поездки на картошку в СССР. Там это было вызвано отвратительным советским менеджментом в сельском хозяйстве, а в Израиле — это добровольная гражданская солидарность и жесткая необходимость. Если урожай пропадет, людям будет нечего есть».
Там же, в теплицах, можно регулярно встретить бывшего министра обороны Моше Буги Яалон, актеров и многих других знаменитых деятелей Израиля.
Логистику и доставку людей на фермы взяли на себя волонтерские организации, роль которых сегодня огромна.
У Израиля не было прежде опыта мгновенной мобилизации такого количества резервистов. Поэтому обеспечением в считаные дни солдат обмундированием, питанием, доставкой в военные части часто занимались волонтеры.
Ян Рыбак, инженер проектной компании, взял отпуск сразу после 7 октября и начал заниматься доставкой помощи солдатам. «По просьбе своих знакомых я вез всё на свете, начиная от футболок и трусов и заканчивая военным снаряжением. Доставлял всё, что присылали по почте DHL родственники солдатам из-за границы — лекарства, вещи. Потом стал сотрудничать с волонтерским центром, который сделала в Хайфе партия “Наш дом Израиль”. Это единственная русская партия Израиля. Они собирают пожертвования и закупают то, что просят в боевых частях».
Сначала Ян ездил только на юг, но уже через неделю боевые действия начались и на севере, на границе с Ливаном. «Вот там я действительно почувствовал, что такое близость фронта. Как раз в тот день “Хезболла” стреляла по населенным пунктам противотанковыми ракетами, утром убило человека. Когда я приехал, меня даже не хотели пускать. Долго совещались, звонили, в итоге все-таки пропустили. Сказали: “Езжай, но нигде не останавливайся”. Доехал до поселка, где я должен был передать привезенную еду военным, а там тоже: “Тут не стой — это место простреливается с того пригорка”. Когда собрался уезжать, попросили подвезти солдата, которому дали отпуск. Пока я его ждал, начались взрывы — все бросились в убежище. В общем, на север ездить сейчас страшнее, чем на юг».
Ян живет в Израиле с 1991 года. Помнит бесчисленное количество конфликтов с Газой, с ХАМАС, Вторую Ливанскую. На вопрос, всегда ли волонтеры массово были вовлечены в обеспечение резервистов, отвечает резко: «Нет. Но и такой войны, как сейчас, не было. Не то что на моей памяти, — вообще никогда в истории Израиля после Войны за независимость. Чем отличается эта война от всех предыдущих? Война Судного дня считается одной из самых страшных израильских войн, в ней погибло две с половиной тысячи израильтян. Но это были военные, гражданских потерь почти не было. Никогда не было у нас такого, чтобы в заложники взяли больше 250 человек. Их точное число неизвестно до сих пор: есть люди, которые исчезли, и мы не знаем, они в заложниках или мертвы. Убийства были совершены с такой нечеловеческой жестокостью, что до сих пор не идентифицированы все найденные останки. В этом плане Война Судного дня хоть и была для Израиля тяжелой и травмирующей, но никто в тот момент не думал, что Израиль может прекратить существование, а война, которая происходит сейчас, — это вторая война после Войны за независимость 1948 года, в которой речь идет о выживании государства. В Израиле идет война за существование.
Либо мы будем жить в Средневековье, как многие наши соседи, либо мы будем государством из высшей лиги
Если Израиль проиграет эту войну, это станет для нас началом мучительного конца, который растянется на два, три, может быть, на четыре десятилетия. Но это будет именно начало конца. Дело в том, что уже давно арабы не ставят своей целью захватить Израиль. Они прекрасно понимают: никакая арабская милиция, даже типа “Хезболлы”, не в состоянии оккупировать Израиль. Они просто пытаются нас выжить, они пытаются сделать жизнь людей невыносимой. Расчет на то, что простой израильтянин в какой-то момент скажет: “Ну сколько можно? Зачем мне это надо? У этого не будет конца. Я хочу, чтобы мои дети жили в спокойных условиях, чтобы им не угрожали ракеты”. С 2005 года, с тех пор как Израиль полностью ушел из Газы, под постоянной угрозой ракетных обстрелов на юге выросло целое поколение. У них там есть 20 секунд на то, чтобы добежать до убежища. А ведь для чего создавался Израиль? Израиль создавался после Второй мировой войны как убежище: у евреев будет дом, в котором никто никогда не сможет повторить Холокост, не сможет безнаказанно убивать евреев. То, что мы видели последние 20 лет в Израиле, — это не то, ради чего создавалась эта страна. Не для того, чтобы евреи в своей стране бегали по бомбоубежищам. А теперь случилась самая большая трагедия после Холокоста. И, соответственно, сила реакции пропорциональна силе удара: уровень солидарности не сравним ни с чем, из того, что было на моей памяти. Поэтому духом волонтерства сейчас пронизано всё».
«Войну мы, конечно, выиграем, — обещает глава программы по изучению России в Институте исследований национальной безопасности при Тель-Авивском университете Аркадий Мил-Ман. — Только когда именно, непонятно. Как принято говорить: как и когда я начинаю войну — я знаю, как и когда я заканчиваю — не знаю. А потом начнется внутренняя, самая страшная, борьба, потому что война поставила вопрос Израилю: быть или не быть? Мы подошли к 7 октября с полным расколом общества, с огромным недовольством людей, которые находятся на различных позициях в государственном аппарате и в армии. Поэтому Израиль, если он хочет выжить, на следующий день после войны должен начать битву за будущее. Либо мы будем жить в Средневековье, как многие наши соседи, либо мы будем государством из высшей лиги. Одно можно сказать определенно: Израиль до 7 октября и Израиль после 7 октября — это будут две разные страны».