«Моя любимая страна. Моя первая война (мама и Крым)»

Как купить книгу, рассказано здесь

Для мамы лучшей страной был и остается Советский Союз. Она прожила там сорок четыре года, всю свою молодость. Она равнодушна к моим поездкам за рубеж, не просит ни фотографий, ни сувениров. Она говорит — мне не интересно.

Она говорит — ты просто не представляешь, что такое — ехать куда хочешь и везде ты дома. Она была в Грузии, в Украине, в Латвии, в Эстонии, в Литве, в Беларуси — и все это было одной страной.

Она говорит — невозможно поверить, что теперь это не так.

Но больше всего мама вспоминает Крым.

Я помню с детства ее рассказы — волшебный полуостров. Море, самое теплое, небо, самое синее, скалы, и некоторые из них — белые. Дворцы — настоящие дворцы, и каждый — разный. Руины древнегреческого города, колонны посреди пустоты.

Поехать в Крым для каждого советского человека было мечтой. Про Крым шутили — главный пляж Советского Союза. Но разве в пляже дело? Сам остров был зачарованный, почти не настоящий.

Мама говорила — за что Украине досталось такое счастье? Он же был общий.

Я говорила — ничего, съездим туда все равно.

(Я никогда не была в Крыму. Теперь, видимо, уже не побываю.)

Я подарила маме ноутбук, научила пользоваться поиском. Смотри — вот музыка, вот фильмы. Вот мои статьи, я рада, когда ты меня читаешь. А здесь ты пишешь «Крым» и видишь все сама — дворцы, море, заросшую лесом скалу, которая выглядит как спящий медведь.

Мама научилась пользоваться ноутбуком.

Моя сестра решила показать, что любит маму не меньше, — и купила ей телевизор, небольшой, но с плоским экраном.

Телевизор смотреть проще — включаешь и все.

И еще с телевизором ты никогда не одна. Я и моя сестра давно не живем с мамой, уехали работать в Москву.

Мама включала телевизор, когда приходила с работы, — и квартира наполнялась голосами, звуками, смехом. Она выключала его, только когда я звоню. Я звонила каждый день, но надолго ли? Десять минут, двадцать минут. А потом она снова одна, и тихо, очень тихо.

Осенью 2013 года я не вылезала из простуды и депрессии. На украинскую революцию отправили не меня. Революция началась, потому что пророссийский президент Янукович отказался подписывать соглашение об ассоциации между Евросоюзом и Украиной, а решил налаживать отношения с Россией. Люди кричали: Украина — это Европа. Я издалека следила за палаточным городком на Майдане, за побоищем на улицах Киева, мои коллеги оказывались под обстрелом силовиков. В революции всегда две силы — власть и люди. Люди победили. Президент Янукович бежал из Украины в Россию. Я радовалась победе украинцев. Думала: надо учиться у них. Возможно, однажды и у нас появится шанс.

Мама звонила и говорила — хорошо, что ты не там, Бог тебя сберег.

— От чего?

— Там знаешь сколько нациков? Тебя бы там повесили, потому что ты русская.

— Ну что за чушь, мама.

— Они теперь ненавидят все русское, Европа им милее, а мы враги. И сама эта революция — против России. Ты что, совсем ничего не знаешь?

— А ты что знаешь?

— Я смотрю телевизор.

— А я читаю моих коллег. Они русские, и никто их там не вешает.

— Потому что вы — антироссийская газета. Наверное, поэтому.

— Ну какая я антироссийская, мама.

— Кричат — кто не скачет, тот москаль! И прыгают, прыгают!

— Ну и что. Там холодно. Греются.

— Ну и то! Тебе разве не обидно?

— Мне все равно, что кричат в Киеве.

— Ты равнодушная. Тебе это — чужая страна. А я еще помню, как Киев был наш.

Мы вешали трубки. Мама, наверное, шла заваривать чай в своей пустой квартире, гладила белого кота. Возвращалась к экрану. Я курила и думала — блядь, ну надо же было ей подарить именно телевизор.

На Новый год я и сестра приехали к маме. Готовили кролика с финиками, и получилось вкусно, а луковый мармелад вышел плохо, и никто его не ел. Мы сидели перед телевизором втроем. После курантов играл гимн России — и мы пели гимн стоя, вся наша маленькая семья.

Шла зима. В феврале появились новости — в Крыму высадились военные люди без опознавательных знаков. Они захватили Верховный совет и административные здания. Они не представляются, лица закрыты черными балаклавами. С легкой руки журналистов их начали называть «вежливые люди». Они и вправду были вежливыми, не отказывались фотографироваться с местными, много шутили.

Украинские власти сказали, что военные — российские. Путин сказал — нет, это местные силы самообороны. Форма похожа на российскую? Так любую форму можно купить в магазине.

Мы созванивались с мамой. Мама тревожилась.

— А вдруг это украинские боевики?

— Кто?

— Боевики украинские. Те, которые стреляли на Майдане. На площади, когда была революция.

— Мама, на Майдане стреляли полицейские.

— Откуда ты знаешь?

— Есть фотографии, есть видео.

— Нет, боевики стреляли в полицейских и просто в толпу, а полицейские им отвечали. А теперь боевики могли поехать в Крым. В Крым! А там столько русских живет, все говорят по-русски. Нацики русских ненавидят, будут их убивать.

— Опять телевизор?

— Ну и что, что телевизор! Там тоже твои коллеги работают.

— Они мне не коллеги.

— Тогда ты и сама не журналистка, раз они тебе не коллеги.

Мама вешала трубку, я шла курить.

Захваченный Верховный совет объявил, что будет референдум — о статусе Крыма. Потом оказалось, что референдум на самом деле — о присоединении к России.

Украина сказала, что такой референдум противоречит Конституции. Захваченный Верховный совет Крыма сказал, что революция противоречит Конституции, потому что это не революция, а переворот. Власть в Украине захватили националистические силы, а теперь экстремистские группировки пытаются проникнуть в Крым. И задача Верховного

совета — защитить крымчан.

Я звонила маме. Мама беспокоилась.

— А вдруг боевики устроят теракты? Конечно, правильно, что делают референдум. Если Крым будет Россия, никто не посмеет тронуть крымчан. Россия своих граждан знаешь как защищает?

— Иногда мне кажется, что мы живем в разных странах.

— Иногда и мне так кажется.

Помолчали.

Референдум прошел в городах, занятых «вежливыми людьми». Нам объявили: 96% крымчан проголосовали за присоединение к России. Через два дня Путин и новый председатель Верховного совета Крыма подписали договор о принятии Республики Крым в Российскую Федерацию. В Крыму организовали салют.

Мама позвонила мне сама.

— Представляешь, люди выходят на улицы, празднуют! Танцуют! Крым вернулся в родную гавань — так теперь говорят. Неужели я до этого дожила, Лена?

— Мне противно тебя слушать.

— Что?

— Мне противно тебя слушать! Мы — мы! — отобрали чужой кусок земли.

— Что мы отобрали? Крым всегда был нашим. По истории, по духу — нашим, русским. Люди там — за Россию, не хотят жить в Украине.

— Так пусть бы приезжали жить в Россию.

— Ишь какая ты. Не стыдно?

— А тебе не стыдно? Ты вообще не понимаешь ни черта, что ли! У них революция была, у них до сих пор нет президента. А мы воспользовались!

— Ничего не воспользовались! Крым всегда...

— Воспользовались! Это как у соседа пожар, а ты у него козу воруешь.

— Крым — это тебе не коза! Люди — сами — распорядились своей землей. Ты же любишь демократию?

— Да какая демократия! Там вооруженные люди на улицах, и наши вооруженные люди, скорей всего.

— Путин сказал бы, если это наши.

— Что он, мало врал?

— Ты вообще президента не уважаешь? Элементарное уважение должно быть!

— Мне не за что его уважать!

— И меня ты не уважаешь. Разговариваешь так со своей матерью. Почему ты вообще на меня орешь?

— Потому что мне стыдно! А тебе не стыдно!

— Ты дура. Ты послушай меня. Послушай. Ну не нужен тебе Крым. Так твоим детям Крым достанется. Твои дети туда будут ездить. Это такое достояние. Там скалы белые, прямо белые.

— Я не могу с тобой больше разговаривать.

— И я с тобой не могу разговаривать.

Мы вешаем трубки. Я пытаюсь заплакать, что-то жжет меня изнутри, как в детстве, когда ушиблась или обидели. Слезы не текут. Я перезваниваю маме. Она не берет трубку. И хорошо, не буду звонить. Пусть сидит там со своим телевизором.

На работе растерянные коллеги пересказывали разговоры со своими родными. Я слушала их и слышала мою маму — мою бедную любимую маму, из которой вдруг полезло чудовище, жадное и бесстыдное. Ну как такое возможно? Как я теперь без нее? А она без меня?

Ко мне подошла фотограф Аня Артемьева и сказала: «Перестань быстро. Подумай головой. Тебе что дороже — Крым или мама?»

— Мама.

— Ну вот и все.

И я ей позвонила. Мы поговорили о том, как всходит рассада на окне, что кот опять лазал по шкафам всю ночь, заснул под утро, а в школе половины детей нет — снова грипп, вторая волна.

И только в конце разговора я сказала:

— Ты понимаешь, что будет война?

— Не будет никакой войны. Россия сильная, никто не осмелится.

— А если сильная — значит, все можно?

— Конечно. Что, в мире не так дела делаются? США напали на Ирак.

— Мне все равно на США!

— Тебе все равно на Россию!

— Я тебя люблю.

— И я тебя люблю.

Через месяц Путин сказал, что «вежливые люди» были российскими военными. Через месяц в Донецкой и Луганской областях Украины, объявивших о независимости, началась война.