Каждый месяц в Украине рождается около 23 тысяч детей. Сегодня многие из них появляются на свет в подвалах, где их матери прячутся от обстрелов российской армии. «Важные истории» поговорили с женщинами, которым пришлось готовиться к родам и рожать во время войны, и с акушером-гинекологом, который работает в оккупированном Херсоне.
«Будете рожать здесь, а что поделаешь?»
«Это были мои первые роды, и это был ужас!» — вспоминает Анна из Херсона. Срок родов ей ставили на 4 марта, а 24 февраля у нее был запланирован финальный визит к врачу, на котором должно было решиться, нужно ли ей заранее ложиться в больницу.
«Мы 24-го просыпаемся — война началась. Мы в шоке, в панике. Открываем окно — а из него видно как раз Чернобаевку: аэропорт горит. Мы сразу поехали в город, чтобы хоть какие-то лекарства купить, памперсы, продукты первой необходимости. Понимали, что сейчас начнется паника. В городе люди ходят как зомби — по банкоматам, магазинам, бегут куда-то, кто-то плачет. Страшная обстановка. Мы приехали в больницу, врач сказал, что все нормально будет, в любом случае родим», — вспоминает Анна.
Когда они с мужем вернулись домой, ситуация ухудшилась: с Антоновского моста через Днепр, который находится в полутора километрах от их дома, были слышны выстрелы и взрывы: «Всё летает над нами, земля дрожит, стекла дрожат, двери дрожат. Вертолеты низко летают, ракеты летают. Мы чуть на землю не падали, потому что вдруг она прям сюда прилетит. Нереально страшно».
На следующий день Анна прочитала, что с 12 часов в городе будет наступление, поэтому нужно спрятаться: «У нас маленький подвал, мне с животом было очень тяжело спуститься. Ну, кое-как спустились, просидели там полдня».
Она поняла, что каждый день сидеть в подвале под кухней она не сможет, и перебралась к маме: ее дом находился дальше от большой дороги и в подвал там спуститься было проще. В подвале они сидели целыми днями, пока ночью с 27-го на 28-е у нее не отошли воды.
«Встала в туалет, чувствую: что-то не то. А у меня воды отходят. Я кричу: “Срочно везите в больницу”. Меня начало трясти: ехать непонятно как, еще же комендантский час. У нас была машина, но мы не знали, пропустят или нет. Муж вышел и увидел, что поставили блокпост. В итоге вызвали скорую, она приехала через 15 минут. Врачи кричали: “Быстрее-быстрее, вдруг нас расстреляют?! Зачем вы нас вызвали? Вы должны были сами ехать!” А мы как сами поедем, если блокпосты стоят? Неприятно было от такого отношения. В итоге за 15–20 минут мы доехали до больницы; добирались объездами, чтобы не попадать на блокпосты».
Анну положили в палату, утром поставили капельницу. Но спокойно дождаться родов не получилось: «Зазвучала тревога — всех спустили в бомбоубежище. Мы там просидели пару часов. Схватки не схватки — никого не волнует. Нам говорили: „Если придет время рожать, будете рожать здесь, а что поделаешь?“». Анне повезло, тревога закончилась и рожениц вернули в палаты.
«Больше всего переживала, чтобы ребенок был жив, о себе не думала. Так ты — это просто ты, а так внутри тебя еще одна жизнь. Страшно, конечно, а еще обидно. Мне 30 лет, давно пора было иметь детей, и так тяжело нам ребенок достался: всю беременность провела на гормонах и таблетках. И тут такое за неделю до родов».
В итоге Анне сделали кесарево и отвезли в реанимацию. Она лежала в реанимации, а в городе шли бои: «Больница как раз в центре находится. Стреляли вокруг везде. Лежишь — у тебя стекла дрожат, такое ощущение, что сейчас что-то в окно залетит. И не знаешь, куда деваться, куда бежать».
На следующий день опять объявили тревогу, и женщинам нужно было спуститься в подвал. Анна вспоминает, как тяжело ей это далось после операции: «Я сидела там в шоке: где мой ребенок? Я злилась, а они говорили, что мне нужно отойти. А потом медсестры спустили детей: моего и еще двух девчонок. Мы просидели в бомбоубежище час-два, потом поднялись уже с детьми, кто как мог. Только поднялись — опять тревога, опять бежим вниз. А у меня же живой шов — мне плохо, чуть ли не сознание теряю. Ну вот так мы пробегали туда-сюда до вечера. И каждый день потом по два-три раза еще спускались в бомбоубежище».
«Стою иногда вечером, смотрю на ребенка и думаю: зачем ему такое будущее?»
Анну хотели выписать, но блокпосты никого не пропускали. Она рассказала, что в ее районе мужчинам даже днем было опасно выходить на улицу: «Они (российские военные. — Прим. ред.) везде поставили блокпосты. Муж вышел в магазин и услышал, как сзади из автомата выстрелили и закричали: “Убью, ложись!”. Он после этого вернулся и сидел дома. В этот же вечер у нас соседа расстреляли. Ему нужно было кого-то отвезти, он выехал на машине, а на следующий день муж позвонил мне и сказал, что его убили. Потом в интернете видео выложили, где машина соседа — и он в машине. После такого было очень страшно ехать, тем более с ребенком». В итоге Анну из роддома забирала машина Красного Креста.
В Херсоне в магазинах почти ничего нет. «У меня молока мало, ребенок кричит целый день, приходится докармливать смесью. А с ней проблема. Первое время волонтеры помогали, родители из другого города передавали. Но через мост долгое время никто не мог пробраться, были обстрелы. Когда всё более-менее успокоилось, стали пускать».
Семья Анны пока остается в Херсоне. Как надолго — непонятно: «Я понимаю, что нужно думать о ребенке. Думаю, ему передается мое состояние, а не нервничать я не могу. Только прилетело, бахнуло — уже стоим с мужем, друг на друга смотрим и думаем, куда бежать. В подвал с ребенком? Стою иногда вечером, смотрю на ребенка и думаю: зачем ему такое будущее? Хочется жить той жизнью, которая раньше была, хочется дать ребенку все лучшее, а получается вот так».
«Нет ни тапочек, ни халата»
Елена (имя изменено) — мать четверых детей, сейчас она беременна пятым ребенком. С мужем, детьми и свекровью-инвалидом они жили в Тростянце (Сумская область). Бои за этот город начались с первых дней войны.
«Больше всего я боялась, что умрут мои дети. За окном летали бомбы, а я лежала в постели и думала, выживут ли дети. Жили без еды, без воды, без света. Очень тяжело, не пожелаю никому, даже самому страшному врагу. Была возможность взять гуманитарную помощь. Я ходила за этой помощью, видела много убитых, я их переступала, когда шла», — вспоминает женщина.
С начала войны Елена пыталась выехать из города, но со свекровью-инвалидом это было сложно: «Ходила на автовокзал, но меня не взяли из-за свекрови. Я хваталась за каждую нитку, всех спрашивала, кто уезжал, кто бежал. Но меня не слышали: люди спасали своих детей».
Потом в дом Елены попал снаряд: «Слава богу, мы остались живы, но начался пожар. Половины дома сейчас нет — той половины, где была моя спальня. Сгорели документы, детская одежда. У меня начались преждевременно схватки из-за этой войны, хотя я рожать должна только в следующем месяце».
В дом Елены попал снаряд: «Слава богу, мы остались живы, но начался пожар. Половины дома сейчас нет — той половины, где была моя спальня»
Выехать из Тростянца семье Елены помог сосед. Он отдал мужу Елены машину, чтобы тот вывез семью в Полтавскую область. Там семья Елены остановилась у ее тети, но двум большим семьям вместе было сложно:«У нее самой в семье десять человек, еще я с детьми приехала. Я там не могла находиться, у меня уже восьмой месяц беременности, у меня нервы, я ночами плохо сплю».
Но денег у семьи не было не то что на съем отдельной квартиры, а даже на одежду и еду для детей: «До войны мне помогали тетка и мама, они жили в Днепропетровске. Когда война началась, они бежали за границу — не могут помогать. Муж до войны работал на стройке. Но сейчас все закрыто, работы нет. У нас было на что жить, но война разрушила всю нашу жизнь».
Во время пожара в Тростянце сгорели документы Елены, без прописки в больнице ей предложили заплатить. «Мне сказали: или вы платите за анализ, или вы идете домой. Я отдала две тысячи только за анализы. Мне сказали, что нужно срочно ложиться в больницу, потому что у меня угроза (выкидыша. — Прим. ред.). А угроза у меня — потому что я очень много стресса пережила, многое видела своими глазами: много пожаров видела, трупы видела, как людей убивали. Хватит денег — я лягу, не хватит — дома буду, пока не хватят меня схватки. Чтобы лечь в больницу, у меня нет ни тапочек, ни халата. И я не знаю: то ли мне купить детям еды на последние деньги, то ли халат и тапочки себе в больницу». (Сейчас Елену поддерживает волонтерская организация «Помогаем уехать».)
«Такие роды — это рулетка, не хочу говорить “русская”»
Юрий Герман — главный акушер-гинеколог Херсонской области. 28 февраля на своей странице в Facebook он опубликовал видео: роженицы прячутся от бомб в подвале больницы. В посте врач написал: «Никогда в своей жизни я не думал, что в таких условиях буду принимать роды... Мы оказываем помощь в бомбоубежище Херсонской областной клинической больницы после объявленной воздушной тревоги.
В одной комнате находятся беременные, родившие женщины (причем две двойни), женщина, которую НАДО оперировать, недоношенные дети, дети наших сотрудников и персонал, который уже несколько дней не может добраться к своим семьям! Две женщины со схватками, которые вот-вот должны родить. В том числе два моих сына, которым по 10 лет! Никогда не мог подумать, что так рано буду учить их акушерству! И все это благодаря нашим «освободителям», которые сильно переживают, что нам плохо жилось. Я еще раз убедился в том, что при «бандеровском, нацистском, наркоманском» правительстве жить лучше! Слава Україні!»
Юрий Герман рассказал «Важным историям», каково это — принимать роды во время войны. «Во время войны рушится вся система оказания помощи беременным женщинам и женщинам, которые рожают, — некоторые просто не могут добраться до роддома. В первое время блокпосты вообще никого не пропускали. Потом начали пропускать беременных, начали пропускать с детьми. Но это только в светлое время суток. Если, не дай бог, началось кровотечение или начались роды ночью, то через блокпосты просто не переедешь. Они расстреливают, когда машина еще не доезжает до поста».
Несколько родов даже пришлось принять удаленно: «Мы очень долгие годы боролись, чтобы женщины не рожали дома. Существовал даже специальный показатель — “роды вне больничного учреждения”. За него ругали, область занимала худшие места в рейтинге, если случались такие роды. Но мы же не можем посоветовать женщине ночью ехать в роддом: ее же просто расстреляют у ближайшего блокпоста и все. Безопаснее было оставаться дома и рожать. К кому-то приходили соседи помогали, кто-то находил акушеров-гинекологов на пенсии, как-то так справлялись».
«Были случаи, когда женщины пересекали Днепр на лодке, чтобы миновать блокпосты. А это конец февраля—начало марта, холодно для путешествий с новорожденными»
Женщины, которые не смогли доехать до роддома, звонили Герману по самым разным вопросам: как правильно перерезать пуповину, можно ли за нее тянуть, как правильно вести себя во время схваток, что должно происходить на каждом этапе родов. Но не все вопросы можно решить удаленно: «Была ситуация, что у женщины не отделялся послед, и ей нужно было оперативно помочь. Она пять часов не могла получить медицинскую помощь. В конце концов муж просто на свой страх и риск посадил ее в машину, повесил белый флаг, пересек эту линию разграничения и привез в больницу. Иначе бы она погибла».
Врачи стараются положить женщин в роддом заранее. Но и там небезопасно. «Первые 10-12 дней в городе постоянно звучала воздушная тревога. Роддом у нас на пятом этаже находится, но мы спустились на первый этаж больничного корпуса, чтобы нам удобно было входить в подвал. Четыре женщины рожали в подвале, у них, слава богу, все прошло нормально. За это время (войны. — Прим. ред.) мы не потеряли ни одной женщины. Но еще ничего не закончилось. Это больше чудо, потому что невозможно оказать полноценную помощь, когда женщина рожает в подвале. К нам привозят самых тяжелых женщин, бывают женщины с очень тяжелым сахарным диабетом, им требуется реанимационная помощь, а не нахождение в подвале. А если надо делать кесарево сечение? Это все невозможно в условиях подвала. Такие роды — это рулетка, не хочу говорить “русская”, но она такая есть».
Но и в операционной опасно: «Когда женщина находится в родах и, не дай бог, в операционной, и звучит воздушная тревога, невозможно обезопасить ни женщину, ни ее ребенка, ни всю дежурную бригаду. Был случай, когда началась тревога и надо спускаться в подвал, а у нас женщина только родила, она ходить не может. Мы между двумя стенками на каталке ее поместили, укрыли, потому что холодно в коридоре. И так она все это время пережидала, мы были с ней — поддерживали».
Были в роддоме и пациенты, которые не спускались в бомбоубежище даже во время самых страшных обстрелов, — недоношенные младенцы в кувезах (инкубаторах для новорожденных. — Прим. ред.). «Кувез неподъемен. Это значит, что нужно ребеночка было взять и спустить в холодный подвал, где нельзя обеспечить подачу кислорода. Для ребенка такое путешествие — смерть. Во время тревог доктора оставались вместе с детьми, рискуя жизнью, не могли их бросить».
Отдельным испытанием для матерей и новорожденных был путь домой. В первые дни блокпосты никого не пропускали через линию разграничения. Люди подолгу жили в роддоме со своими детьми. Врач рассказал, что некоторые женщины добирались до дома рискованными способами: «Были случаи, когда женщины пересекали Днепр на лодке, чтобы миновать блокпосты. А это конец февраля—начало марта, холодно для путешествий с новорожденными».
Врачи просят, чтобы женщин встречали пожилые родственники, относительно которых не возникает вопросов, являются ли они военнослужащими. Врачи отправляют встречающим выписку, и те показывают ее на блокпосту, чтобы доказать, что едут встречать ребенка.
Одна из главных проблем сейчас — медикаменты и материалы. Пока город живет старыми запасами, но они заканчиваются: «Гуманитарные конвои не пускают, Россия завозит гуманитарку, раздает какую-то еду, но так, чтобы обеспечить больницы, это несерьезно. Я вообще удивляюсь, что у нас до сих пор что-то есть».
С начала войны в роддоме Юрия Германа все роды прошли благополучно: «Все живы: и мамы, и дети. Но это не наше достижение, это просто слава богу, что природа оказалась сильнее и справедливее».