«Применяйте насилие, вам ничего за это не будет»

Протестные митинги в поддержку Алексея Навального 23 января стали самыми масштабными по числу задержанных — их, по последним данным, не менее 3893 по всей России. Уже возбуждено 19 уголовных дел по семи статьям в девяти регионах и, скорее всего, это еще не конец. 

Со дня митинга в правозащитную организацию «ОВД-Инфо» поступило около 440 обращений о нарушениях внутри ОВД в 39 городах. По их данным, хуже всего к задержанным отнеслись в Москве, Санкт-Петербурге, Воронеже, Казани и Новосибирске. В числе самых распространенных нарушений — принудительная дактилоскопия (снятие отпечатков пальцев), угрозы уголовными статьями, насилие, отсутствие воды и еды, отказ вызвать скорую помощь и недопуск защитников и адвокатов. «Важные истории» рассказывают, с какими издевательствами со стороны правоохранительных органов уже столкнулись задержанные на митингах 23 января и какие последствия их могут ждать в дальнейшем.

Этот текст «Важные истории» публикуют совместно с «Новой газетой».

Задержание

Издеваться над задержанными начали еще в автозаках: часто просто не давая выйти в туалет. Главный редактор «Важных историй» Роман Анин, которого задержали во время митинга в Москве, рассказывал, что в его автозаке никому не давали воспользоваться туалетом, хотя люди находились взаперти около трех-четырех часов. Одному из задержанных стало плохо — у него заболели почки. Петербургские полицейские на аналогичную просьбу задержанных (их потом доставили в отдел полиции №53 Приморского района), отреагировали так: «Вам Навальный поможет». 

Когда автозаки доезжали до ОВД, людей заставляли несколько часов ждать перед зданиями на холоде. Об этом рассказывают те, кто оказался в ОВД «Проспект Вернадского» и ОВД города Зеленограда. 

Член Общественной наблюдательной комиссии (ОНК) Марина Литвинович в ночь на 24 января вместе с коллегами мониторила московские ОВД: «Такое количество задержанных на ночь московские ОВД с трудом „переваривают“. По рассказам задержанных, ночью их возили по разным отделам, чтобы найти место для ночлега».

Многих доставляли в отделения уже избитыми, с острой потребностью в медицинской помощи. Среди них — 24-летний Станислав Миляков, задержанный на Пушкинской площади: «Нас начали оттеснять к краям площади, силовики хватали всех „лишних“ без разбору, чтобы на площади никого не осталось. Мне показалось, что распылили в нашу сторону перцовку, я закрыл лицо шарфом, не мог дышать. Сразу после этого меня схватили, нанесли удар в лицо и скрутили. В этот момент мне вырвали тоннель из уха, скрутили меня втроем и понесли в автозак, нанося попутно удары дубинкой в грудь и лицо». Рядом с автозаком избиение продолжилось: омоновцы бросили Милякова в снег, нанося удары ногами в области голени, «явно преследуя цель сломать ее». 

Станислава доставили в ОВД «Алтуфьево», где он трижды просил оказать ему медицинскую помощь, а затем позвонил в скорую сам: «Я сразу хотел прояснить юридическую сторону вопроса и спросил, как освидетельствовать побои. На что врач сказал, что мне, видимо, „мало проблем“ и что сейчас мы „поедем проверяться на наркотики“. Я отказался от помощи такого врача. Потом в травмпункте мне тоже сказали: „Нечего было лезть туда“, и что они [полицейские] правы, что так людей избивают».

35-летнего москвича Георгия Белова тоже избили при задержании: «Я попытался скрыться в подземном переходе, но меня начали сзади бить дубинками, в какой-то момент я упал на землю. Меня потащили по земле, порвали одежду и закинули в автозак. Он был переполнен, люди стояли».

В автозаке Георгий почувствовал себя плохо: начала опухать рука, кружилась голова. Он вызвал скорую, но полицейские не разрешили бригаде подойти к нему, направив ее в здание ОВД. Белова оставили стоять на морозе в течение двух часов. По его словам, часть задержанных ждала больше четырех часов, пока их впустят в отделение. Когда молодого человека отпустили, он доехал до травмпункта: «У меня зафиксировали огромную гематому правого плеча, ушиб правого локтевого сустава и ушиб правой кисти, на спине у меня ссадины оттого, что били дубинкой».

Адвокат Юлия Чекунаева рассказывает, что одному из ее доверителей вызвали скорую в ОВД, врачи обнаружили температуру 38,2, предложили госпитализацию. Задержанный согласился, тогда врач позвонила на подстанцию скорой помощи, сообщила о случае. «Когда узнали, что госпитализация требуется задержанному на митинге, сказали, что по митингу отдельный врач, с ним нужно связываться, — вспоминает Чекунаева. — Она позвонила этому врачу, он выслушал ситуацию, ему перечислили все симптомы, и он сказал: „госпитализацию не даем“».

Минимум в шести отделах полиции по всей России, по информации «ОВД-Инфо», задержанным понадобилась госпитализация, в восьми — скорую отказывались вызывать или не пускали на территорию ОВД. 

Внутри ОВД

Самыми распространенными нарушениями, по подсчетам «ОВД-Инфо», внутри отделений полиции стали принудительное фотографирование (в 20 отделах) и дактилоскопия (в 55). По закону полицейские не могут снимать отпечатки пальцев, если задержанный предъявил паспорт, но многих сотрудников закон не остановил. Задержанную в Костроме Юлию Мусину полицейские даже пытались принудить сдать образец слюны для анализа ДНК, она отказалась.

Кто-то из задержанных пытался возражать: так, москвич Денис Майоров отказался от прохождения процедур в ОВД «Проспект Вернадского», после чего сотрудники отделения увели его в отдельную комнату. «Мне прилетело локтем в горло, начали бить по корпусу кулаками, чтобы я снял маску», — вспоминает Денис. Он также указал сотруднице отделения, снимавшей отпечатки у других задержанных, на то, что это незаконно. Она ответила: «Да, незаконно, и что?». 

Об угрозах за отказ от фотографирования и дачи отпечатков пальцев рассказывали те, кого 23 января привезли в ОВД «Войковское», ОВД «Сокольники», ОВД «Мещанский», ОВД «Измайлово», ОВД «Очаково-Матвеевское», а также в отделы Санкт-Петербурга, Брянска, Сызрани, Барнаула, Воронежа, Самары, Набережных Челнов, Благовещенска, Уфы и других городов (следует из отчетов «ОВД-Инфо»). 

Кому-то врачебная помощь потребовалась уже во время пребывания в отделении: на данный момент известно о применении насилия как минимум в 25 ОВД по всей России. 

Многим задержанным пришлось еще и ночевать в очень плохих условиях: без еды, воды, матрасов. Ирина Шумилина, задержанная во время акции в Костроме, провела в камере в отделе полиции №3 около 40 часов: «Камера одиночная, примерно полтора на три метра. Единственный предмет в ней — г-образная кровать. Камера на стене. В туалет отпускают, если удастся достучаться до полицейских. Свет не выключают на ночь, спать нереально».  

Артура Мигова из Санкт-Петербурга в пять утра 24 января перевели в отдел №13. «Там всех положили в камеры — какие-то коротенькие маленькие бетонные конструкции, — рассказывает Мигов. — Ни о каких пледах, ни о какой еде речи не шло. Когда про пледы упомянули, полицейские заулыбались: мол, о чем вы вообще просите». Задержанным пришлось спать прямо на своих куртках и при свете, среди них была женщина, больная астмой. «Ее отвезли в больницу, но потом вернули обратно. То ли она сама отказалась, то ли врачи ее обратно отправили, сказав, что она симулирует. У нее начался приступ. Ей дали ингалятор и тоже без постельного белья положили на бетонную шконку. У нас шнурки забрали, телефоны, карточки — всё». 

Кроме этого, задержанным отказывались передавать вещи и продукты от близких и волонтеров. «ОВД-Инфо» известно как минимум о 19 отделах, где не давали еду, воду, постельное белье. 

Операция «Крепость»

По подсчетам «ОВД-Инфо», к задержанным не пустили адвокатов в 22 отделениях по всей России, тем самым лишив их права на защиту. Многих задержанных допрашивали без присутствия защитника, что напрямую нарушает закон. 

Адвокат Алексей Цветков на протяжении трех дней пытался попасть в изолятор временного содержания при УВД города Владимира, где сидел его доверитель, задержанный во время акции. В субботу его не пустили, жалобу подать тоже не получилось, потому что именно в этот день сайт прокуратуры работал с перебоями. В воскресенье и понедельник Цветков снова ездил в отделение, но его не пускали «по указанию руководства». Сотрудники отказывались даже подтвердить, находится ли его подзащитный внутри.

После задержаний 23 января полицейские также стали вводить на территории разных ОВД план «Крепость» (специальный режим безопасности, который вводится при угрозе захвата или нападения на объекты органов внутренних дел и внутренних войск. — Прим. ред.). План вводили как предлог, чтобы не пускать к задержанным адвокатов и правозащитников, не приостанавливая при этом опросы, составление протоколов и другие процессуальные действия. 

В ночь на 24 января родственники задержанных дозвонились до ОВД «Проспект Вернадского» (аудиозапись имеется в распоряжении редакции), куда в течение нескольких часов не могла попасть адвокат Татьяна Окушко.

— В отделе введен план «Крепость», — ответила дежурная. — Никого не впускают, никого не выпускают.

— В связи с чем введен этот план «Крепость»?

— В связи с возможным нападением на отдел.

— Нападением от кого?

— От граждан.

План «Крепость» также объявили в ОВД «Очаково-Матвеевское», куда не мог попасть адвокат правозащитной организации «Апология протеста» Леонид Соловьев, в ОВД по Нагорному району, ОВД «Кунцево» и в отделении полиции №7 Нижнего Новгорода. 

Для независимых членов Общественных наблюдательных комиссий в российских регионах после митингов 23 января придумали новую хитрость. «У нас в Нижнем Новгороде два члена ОНК попытались пробиться к задержанным в отдел полиции. Их в отдел запустили, а к задержанным — нет, — рассказывает Олег Хабибрахманов, помощник руководителя правозащитной организации „Комитет против пыток“. — Так сделали потому, что комиссия вправе посещать и проверять места принудительного содержания. Задержанных всех согнали в актовый зал — а он не является местом принудительного содержания. Вышло так, что задержанные там есть, а местом их содержания это назвать нельзя. Как в детском анекдоте: слова „жопа“ нет, а она болит».

Матери и дети

Закон нарушали также в отношении матерей малолетних детей. Согласно Кодексу Российской Федерации об административных правонарушениях (КоАП, статья 3.9, часть 2), административный арест не может применяться к женщинам, имеющими детей младше 14 лет. Кроме того, по решению Конституционного суда, административное задержание женщин, у которых есть малолетние дети, не должно превышать трех часов. Но 23 января правоохранителей это не волновало: Ксению Голубцову из Москвы, мать двоих маленьких детей (старшему — год, младшему — три месяца), держали в ОВД «Проспект Вернадского» с вывозами в ОВД «Южное Тушино» почти двое суток. Ксения рассказала, что за все это время ее покормили только галетами, перловкой, дали воду из-под крана и чай. Муж Голубцовой приезжал к ОВД «Южное Тушино», куда его жену поместили в воскресенье, со свидетельствами о рождении детей, но его «просто проигнорировали». Теплые вещи Ксении передать не разрешили. Суд над ней состоится 26 января.

Похожая ситуация случилась в Коломне, где задержали Юлию Мусину, у которой дома осталась пятилетняя дочь. Мусину арестовали на 48 часов. «Ребенок был сначала с няней, потом с папой, а затем с бабушкой и дедушкой. Именно этим полицейские и мотивировали мое оставление на столь длительный срок: дескать, не мать-одиночка», — рассказала «Важным историям» Юлия. 

Мусина пришла на митинг как журналист, но ее узнал один из полицейских (Юлия работает пресс-секретарем местного отделения КПРФ и часто ходит на массовые мероприятия), толкнул в спину — и после этого ее задержали. «Я говорила, что я журналист, и удостоверение показывала, и редакционное задание — всё побоку, — вспоминает она. — Омоновцы меня тащили, я вся перепачкалась, на ноге красуется огромный синяк».

После митинга неоднократно нарушались права не только родителей, но и самих детей. По всей России 23 января задержали 300 несовершеннолетних, 70 из них — в Москве. Как минимум в двух отделах, по информации «ОВД-Инфо», к ним не пустили родителей. Правозащитники предполагают, что их задерживали, чтобы привлечь как свидетелей по возбужденному еще накануне митинга уголовному делу «о вовлечении несовершеннолетних в совершение действий, представляющих опасность для жизни» (статья 152.1 УК). «Мы знаем, что сейчас по всей стране вызывают на допросы родителей и несовершеннолетних, которые принимали участие в этих мероприятиях и были задержаны или публиковали какие-то посты об этом, — говорит старший партнер „Апологии протеста“ Александр Передрук. — Этой статье всего два года, и раньше она никогда не применялась в отношении участников массовых мероприятий».

Член ОНК Марина Литвинович в субботу посетила три ОВД, в которых находились несовершеннолетние. «В Тверском ОВД были дети 2008 и 2011 года рождения, совсем маленькие, не москвичи, — рассказывает Литвинович. — С мамой приехали в Москву, она поехала по делам, детям разрешила покататься на метро. Когда дети проголодались, решили выйти в „Макдоналдс“ на „Пушкинской“, и там их сразу же на выходе из метро задержали. Когда пришла ОНК, над ними уже нависал следователь, который после нашего ухода начал их допрашивать. К тому моменту уже приехала мама, сказала, что адвокат у них есть».

В ОВД «Фили-Давыдково», по словам члена ОНК, троим задержанным было по 17 лет, одному — 14. Все ребята, которые были в отделе, сказали, что гуляли по центру Москвы, в акции не участвовали. Всем им дали статус свидетелей по делу о привлечении несовершеннолетних к участию в несанкционированных акциях. «Сложилось впечатление, что детей отлавливали прицельно, чтобы их сделать свидетелями», — говорит Марина Литвинович. 

Один из допрошенных в качестве свидетеля по уголовному делу, подросток из Санкт-Петербурга, анонимно рассказал «Важным историям», что происходило с ним в ОВД: «Когда мы сказали что мы несовершеннолетние, никакой особой реакции не было: у нас собрали паспорта, мы сидели вместе со всеми три часа. Нас не кормили, воду передали волонтеры, в отделении ее не давали. Потом нас забрали родители, а одного увезли в изолятор для несовершеннолетних, потому что его мать смогла приехать за ним только утром. Он там ночь провел».

На следующий день после задержания подростка вызвали в Следственный комитет на допрос (с ним находился официальный представитель, но адвоката не было). Помимо прочего, его спрашивали, видел ли он ролики с призывами выйти на митинг. «Я сначала не хотел указывать свое учебное заведение, чтобы ко мне там вопросов не было, — рассказывает молодой человек. — Но мне сказали: „Если ты это не укажешь, мы на твоих родителей повесим административное правонарушение за то, что ты нигде не учишься“. Пришлось назвать учебное заведение. И теперь меня вызывают „на беседу“ к социальному педагогу».

Последствия

Задержанных, помимо судов, могут ждать и другие последствия выхода на митинг. Так, руководство московского Института театрального искусства имени Иосифа Кобзона уволило старшего преподавателя Артема Назарова из-за участия в акции 23 января. 

Руководство института назвало участие в мирной акции протеста «аморальным проступком». Также работу потерял служащий Федеральной службы охраны (ФСО) Максим Терехов, который, по его словам, пришел посмотреть, что будет на площади. Родственники Терехова рассказали, что его увольнение оформили задним числом. Сам Терехов отказался говорить о своей работе с «Важными историями». 

А вот силовиков, применявших насилие, вряд ли ожидают какие-то серьезные последствия. Наоборот, замруководителя фракции «Единая Россия» в Госдуме Андрей Исаев предложил поблагодарить полицейских за работу на митингах 23 января. Делами о насилии против митинговавших начала заниматься правозащитная организация «Комитет против пыток»: она уже приняла 10 заявлений от пострадавших, по трем из них начаты расследования. 

«Интересны тенденции в плане реакции государства на примененное насилие со стороны правоохранительных органов, — рассказывает Олег Хабибрахманов из „Комитета против пыток“. — Подразделения следственного комитета по Москве не просто считают, что в действиях сотрудников полиции нет состава преступления, но даже сообщения о преступлениях регистрируют как обычные обращения — в общем порядке. Как если бы вы сообщили, что недовольны тем, что машины полиции припаркованы неправильно, а не заявили о незаконном насилии в отношении человека».

помощник руководителя правозащитной организации «КОМИТЕТ ПРОТИВ ПЫТОК»

Олег
Хабибрахманов

«Подразделения следственного комитета по Москве не просто считают, что в действиях сотрудников полиции нет состава преступления, но даже сообщения о преступлениях регистрируют как обычные обращения — в общем порядке. Как если бы вы сообщили, что недовольны тем, что машины полиции припаркованы неправильно, а не заявили о незаконном насилии в отношении человека».

Уголовно-процессуальный кодекс «резко перестает работать» именно в отношении пострадавших на протестных акциях, делает вывод Хабибрахманов: «На этот день прямо карт-бланш какой-то дается. Мол, применяйте насилие, вам ничего за это не будет».

Правозащитники в большинстве своем настроены пессимистично: в их практике нет ни одного случая, когда сотрудника правоохранительных органов, применившего силу во время массовых мероприятий, привлекли бы к ответственности.

Даже самый заметный случай насилия на прошедших митингах тоже пока остается безнаказанным: Маргарита Юдина из Санкт-Петербурга, которую полицейский ударил ногой в живот, на камеру простила своего обидчика, государственные каналы выпустили примирительный сюжет. Но после возвращения домой Юдина рассказала правду: ее специально перевели из реанимации в палату для беседы с начальством силовика, а прощение она приняла, потому что растерялась. Позже стало известно, что она с помощью адвокатов из правозащитного объединения «Команда 29» все-таки подаст на сотрудника полиции заявление в Следственный комитет.

Что будет дальше 

К вечеру 25 января спецприемники Москвы оказались переполнены: арестованных на сутки просто возвращали в ОВД, где они находились до «освобождения мест». Ждать приходилось в так называемых служебных помещениях для задержанных лиц (СПЗЛ), которые не предназначены для длительного пребывания: туда нельзя передать личные вещи, там нет туалета, регулярного питания, запрещено курение. 

Московские суды на момент публикации материала уже оштрафовали 64 участника акции, еще 30 человек получили административный арест. Всего полиция в Москве направила в суды 448 административных протоколов.

Но, по прогнозам правозащитников, этим полиция и суды не ограничатся. Многих из задержанных до суда или после него уже вызывают на допросы в качестве свидетелей по возбужденным уголовным делам.

Адвокат «Апологии протеста» Александр Передрук считает, что происходящее беспрецедентно — и с точки зрения массовости событий, и с точки зрения реакции на них — в сравнении с предыдущими громкими делами, связанными с митингами: «Болотным» в 2012 году и «Московским» в 2019-м. Передрук отмечает массовые превентивные аресты и «невероятное» количество составов, по которым возбуждены уголовные дела в разных регионах страны. Так, помимо вовлечения несовершеннолетних в совершение противоправных действий, уголовные дела возбуждены по статьям 212.3 УК (призывы к массовым беспорядкам), 318 УК (причинение насилия в отношении сотрудников полиции), 236 УК (нарушение требований карантинного периода).

Новая санкция по статье 267 УК (приведение в негодность транспортных средств или путей сообщения) связана с блокированием тротуаров и перекрытием дорог. «Этой нормы не существовало в принципе до 2021 года, — отмечает Александр Передрук. — Она была введена в нормативно-правовое регулирование 30 декабря 2020-го. В целом ничто не исключает, того, что всех тех, кто принимал участие в шествиях, проходил по проезжей части, привлекут к ответственности. С другой стороны, мы прекрасно понимаем, что судебная и правоохранительная система не способны вынести приговоры всем участникам мероприятий, выходившим на проезжую часть». 

Впрочем, этого и не требуется, отмечает адвокат. Потому что цель таких популистских уголовных дел — «вызвать страх» и «показать, что участие в каких-либо публичных собраниях, позиция которых отличается от официальной точки зрения, порождает проблемы, в том числе уголовно-правового характера, — и поэтому не нужно участвовать в митингах и демонстрациях».

Редактор: Александра Зеркалева