Это уже восьмое повышение ключевой ставки в цикле, который начался в июле 2023 года. С тех пор она выросла почти втрое — с 7,5 до 21%. В феврале 2022 года, в начале полномасштабной войны, когда паника грозила России финансовой катастрофой, было даже меньше — 20%. Ясно, что происходит что-то серьезное.
Как работает ключевая ставка
Чтобы понять, что именно происходит, надо вспомнить, что такое ключевая ставка и на что и как она влияет. Образно говоря, Центробанк — это бездонный мешок денег, откуда их по определенным правилам могут брать взаймы коммерческие банки, которые затем выдают их компаниям и людям в качестве кредитов, прибавляя свой небольшой процент. И наоборот: коммерческий банк, если у него есть свободные средства, может отнести их в ЦБ — почти как вкладчик. Ключевая ставка определяет, под какой именно процент ЦБ дает деньги банкам и принимает от них. Эта ставка влияет на другие ставки, например по кредитам, которые выдают банки, и проценты по депозитам, которые они платят вкладчикам. Так что кредиты продолжат дорожать (ставки по ним еще сильнее вырастут), а вклады — становиться более выгодными (то же самое).
Ключевая ставка — главный инструмент, с помощью которого ЦБ воздействует на экономику. Чем выше ставка, тем выгоднее копить деньги и тем невыгоднее брать кредиты — это тормозит экономику, снижает спрос на товары и услуги.
Но зачем Эльвира Набиуллина это делает? Она уже второй год отвечает на этот вопрос: чтобы удержать инфляцию в разумных пределах. Инфляция с начала года уже превысила 6% при объявленной Центробанком цели 4%. И это для ЦБ главное.
Его, в отличие от Путина и многих других чиновников, быстрый рост ВВП (3,6% в прошлом году, а в этом будет ближе к 4%) совершенно не радует: это нездоровый рост, экономика «перегрета». Имеющиеся в ней ресурсы задействованы практически по максимуму: свободных рабочих рук почти не осталось, производственные мощности и транспортная система работают на пределе. В таких условиях дополнительный спрос уходит в основном в цены и, если его не сдерживать, результатом станет рост уже не столько экономики, сколько цен.
Вот только повышение ключевой ставки не помогает справиться с этими угрозами («Важные истории» рассказывали почему). ЦБ еще в июле признал, что в этом году не сможет вернуть инфляцию к цели, повысив прогноз на этот год до 6,5–7%. Теперь он снова повысил его — до 8–8,5% в текущем году. Но Набиуллина, несмотря ни на что, продолжает обещать, что рано или поздно вернет инфляцию к цели. Правда, пришлось признать, что в следующем году это уже не получится: прогноз на 2025 год повышен до 4,5–5%, но на 2026-й — 4%.
Цель — ничто, движение — всё
В чем смысл этого упорства? Контроль за инфляцией — главная функция ЦБ, и он ее пытается выполнять. «Основной целью денежно-кредитной политики Банка России является защита и обеспечение устойчивости рубля посредством поддержания ценовой стабильности», — говорится в законе о ЦБ, хотя экономика — тоже важно. Продолжение у этой фразы такое: «В том числе для формирования условий сбалансированного и устойчивого экономического роста». Здесь важно каждое слово: рост не абы какой, перегрев — это как раз отклонение от траектории устойчивого роста. Так что торможение экономики в нынешних условиях тоже можно считать задачей ЦБ.
Но почему именно 4%, чего они так сдались Набиуллиной? Можно сказать, что в этом суть политики Центробанка, к которой он перешел с 2015 года (подготовка началась за несколько лет до прихода Набиуллиной в ЦБ в 2013 году): поддержание инфляции вблизи некоторого целевого уровня — конечно, с учетом влияния на экономику, финансовую стабильность и др.
Это не пустые слова: Дональд Трамп, например, хочет получить право голоса в Федеральной резервной системе, американском центробанке
Это не изобретение российского ЦБ, но относительно новая практика: она появилась в начале 1990-х годов (хотя самой идее более 100 лет). Первым на нее перешла Новая Зеландия, а вскоре и многие другие страны, сейчас их около 50. Все это время экономисты изучают результаты новой политики и в целом сходятся в ее эффективности: предсказуемая инфляция или действия регуляторов по ее возвращению к цели облегчают жизнь экономике, в частности долгосрочное планирование. Не последнюю роль играет и то, что такая политика защищает независимость центробанков от политиков-популистов, которые часто не прочь «напечатать побольше денег» (на самом деле снизить ставку, чтобы банки выдавали больше кредитов — вот тогда денег станет больше). Это не пустые слова: Дональд Трамп, например, хочет получить право голоса в Федеральной резервной системе, американском центробанке.
Таргеты могут быть разными (сотрудники ЦБ опубликовали исследование, в котором обобщили мировой опыт в выборе таргета), как правило, в развитых экономиках они ниже (в США и ЕС — 2%), в развивающихся — выше, этому есть экономические обоснования. Кроме того, цели надо ставить реалистичные, иначе такая политика не имеет смысла: если центробанк 10 лет говорит, что добьется инфляции 4%, а она за это время не опускалась ниже 8%, его слова никто не будет воспринимать всерьез.
Поэтому доверие и коммуникации стали для таких центробанков столь же важными, как размер процентной ставки, исследователи говорят о революции во взаимодействии центробанков с рынками и простыми людьми.
Чтобы завоевать доверие, ЦБ стал подробно объяснять логику своих действий, раскрывать гораздо больше информации и публиковать больше обзоров и исследований. Он превратился в один из ведущих аналитических центров страны и если читать его публикации (в том числе между строк), то можно составить хорошее представление о том, что происходит в экономике. Профессионалы в целом верят, что ЦБ добьется своего (на языке ЦБ это звучит как «инфляционные ожидания профессиональных аналитиков заякорены»): они постоянно корректируют свои прогнозы в соответствии с реальностью, но ждут, что максимум в 2026 году ЦБ вернет инфляцию к цели (правда, совсем недавно они верили в достижение цели в 2025 году).
А вот у простых людей веры нет. В 2016–2020 годах инфляция была от 5,4 до 2,5%, а в среднем составляла ровно 4% в год. Но с тех пор она не опускалась ниже 7,4%, а инфляционные ожидания населения стабильно колеблются в пределах 12–14% (13,4% в октябре в годовом измерении). Поэтому Набиуллина и упорствует. Она часто повторяет, что инфляция слишком долго находится далеко от цели и если быстро не вернуть ее ближе к 4%, то потом это будет еще сложнее: «Слишком длительное отклонение инфляции от цели, уже несколько лет, может действительно снизить доверие... Это очень важно в режиме таргетирования инфляции. <…> И мы этим дорожим, и, конечно, утрата доверия будет для нас и утратой инструментария проведения денежно-кредитной политики».
Недаром Набиуллина и ее профильный заместитель Алексей Заботкин всегда подчеркивают, что готовы идти до конца и поднимать ставку столько, сколько потребуется.
Опять двадцать пять?
Потребоваться может еще много, аналитики допускают, что нынешнее повышение — не последнее. Например, главный экономист Совкомбанка Михаил Васильев еще до пятничного заседания прогнозировал, что по итогам ближайших трех заседаний (два следующих — в декабре и феврале) ставка окажется 22%. А президент ВТБ Андрей Костин допускает и 25%: «Да все может быть. Там, где женщины руководят процессом, невозможного мало», — по-сексистски пошутил он. Новый прогноз ЦБ допускает на последнем заседании в декабре как сохранение ставки, так и ее повышение до 22% или даже 23%.
В бурной российской истории и не такое бывало. В 1990-е годы ставка рефинансирования достигала 210% годовых, но с начала нулевых она снижалась. В 2001 году ставка рефинансирования ЦБ (прообраз нынешней ключевой ставки) была больше 25%, а в конце 2002-го – начале 2003-го — 21%. Но это сопоставление — чистая арифметика, не несущая смысла: абсолютно разные ситуации. В начале нулевых дела в стране и в экономике налаживались, экономика росла, а инфляция снижалась (и ставка тоже), Россия считалась одним из самых перспективных рынков. Сейчас это страна-изгой, экономика которой пока быстро растет на военном допинге, но замедление до привычных за последние 10 лет 1–1,5% — лишь вопрос времени, а инфляция — разгоняется.
Важен не номинальный размер ставки, а реальный — в сравнении с ростом цен. Когда в начале нулевых ставка ЦБ превышала 20%, это представлялось естественным: инфляция тогда была 18,6% в 2001-м и 15,1% в 2002 году. Сейчас же инфляция в годовом выражении чуть ниже 9%, а реальная ставка — больше 12%. При этом значительная часть экономики работает на войну или выполняет другие госзаказы, а государство наплодило кучу программ поддержки (субсидирование ставок и иные льготные условия) того, что ему кажется важным.
В таких условиях предприятия постепенно разделяются на привилегированные и остальные. Вот цитата из последнего обзора региональной экономики от Центробанка: «В последние месяцы наблюдались разнонаправленные тенденции. В сегментах с высокой долей госзаказа продолжился активный рост производства, тогда как в других отраслях выпуск незначительно снизился». Она относится к волго-вятскому округу, но хорошо описывает, что происходит в экономике. Бывший замминистра финансов и первый зампред ЦБ Сергей Алексашенко оценил, что вклад роста производства вооружений превышал объявленный Росстатом рост всей экономики, то есть «гражданский сектор российской экономики медленно скукоживается».
А как ему не скукоживаться при таких ставках? Основатель сети DNS Дмитрий Алексеев говорит о «неожиданном и странном состоянии экономики, когда… сложно придумать какой-то бизнес, который бы конкурировал [по доходности] с депозитом в Сбербанке».
«Улыбаемся и машем!»
По мнению Набиуллиной, лучшее, что может сделать Центробанк для устойчивого экономического роста и защиты реальных доходов граждан — держать инфляцию под контролем: «Это не какая-то конъюнктурная задача. Если хотите — это наша миссия».
Выполнима ли она? Набиуллина сама не очень уверена, но излучает оптимизм: «Сработает ли он [механизм снижения инфляции] сейчас? Скажу так: наш корабль действительно вступил в очень бурные и незнакомые воды, но океан остался океаном. Штурвал в наших руках, и нам нужно твердо прокладывать путь к цели. Да, период снижения инфляции, который в спокойные времена занимает год-полтора, теперь потребует больше времени. Но к цели мы обязательно придем».
Это больше напоминает другой корабль — которым управляли пингвины в мультфильме «Мадагаскар». «Может, сказать им, что у нас нет топлива?» — «Нет! Улыбаемся и машем!»
Центробанк просто делает в таких условиях что может. Если бы он не повышал ставку, инфляция была бы еще больше. «То, что они делают для удержания инфляции, правильно, — отдает должное профессионализму ЦБ профессор Гарвардского университета Олег Ицхоки, добавляя, что мораль там отсутствует. — Но какой результат? Война может продолжаться дольше».