После смерти Алексея Навального в медиа и в социальных сетях появилось много текстов о том, что значила его жизнь и что значит его смерть. Я обращаюсь прежде всего к тем, кто, как и я, не разделял полностью взгляды Навального, и кто тем не менее, как и я, связывал с его именем надежды на возможность другой политики и другой политической культуры в современной России. Сейчас важно понять, что не ушло со смертью Навального, как и почему его работа может быть развита и продолжена людьми разных политических взглядов.
Каковы бы ни были медицинские причины смерти Навального, совершенно очевидно, что его смерть стала политическим убийством, которое осуществил нынешний российский режим. Навальный погиб как герой. Он проявил в последние годы и месяцы своей жизни поразительную силу духа. Однако останавливаться сейчас в размышлениях о Навальном на этой мысли — «погиб как герой» — было бы, на мой взгляд, неправильным для дальнейшего сопротивления наступающему мраку.
Сегодня многие пишут в социальных сетях, что со смертью Навального погибла надежда. Даже находясь в заключении, Навальный давал основания для надежды – например, на то, что после краха нынешнего режима и освобождения политика из лагеря могут быть возрождены штабы его движения в регионах и другие инициативы Навального, что на основе этих ячеек самоорганизации гражданского общества возродится общественная жизнь. Еще одним основанием для надежды была личность Навального: именно такой человек способен бросить вызов репрессивному режиму.
Думать, что психологически противостоять диктатуре может только герой — значит обречь себя на то, чтобы опустить руки. Далеко не каждому следует быть героем, а требовать героизма ото всех — морально неверно. В своем интервью 2021 года, которое в эти дни вновь расходится по соцсетям, Навальный призывал в случае его смерти продолжать борьбу. Сегодня вопрос в том, где найти внутренние психологические и экзистенциальные ресурсы для такого продолжения.
В своей политической карьере Навальный продуктивно нарушил сразу несколько ментально-привычных правил, которые в современной России — и не только в России — считаются неизбывными, существующими чуть ли не от века. То, что Навальный их нарушил, показывает, что они не тяготеют над нами как проклятье. Для этого нарушения ему нужно было обретение всё большей внутренней свободы. Историю этой работы можно и нужно запомнить. Чтобы отстаивать свои убеждения до смерти в ситуации открытого преследования, а потом и лагеря, Навальному было нужно такое мужество, на которое мало кто способен, но быть внутренне свободным и настаивать на своем праве на внутреннюю свободу — качество, которое в большей или меньшей степени доступно всем.
Прежде всего, Навальный на протяжении всей своей зрелой жизни — той, которая происходила на виду у всех в соцсетях и в новостях — постоянно учился. На раннем этапе своей политической деятельности он активно использовал националистическую и ксенофобскую риторику. Одних это смущало, а других возмущало настолько, что никакую его дальнейшую эволюцию они не были готовы принять. Однако в дальнейшем он все больше интересовался разнообразием социальных групп российского общества. В своих блогах он высказал немало формулировок, с которыми не хотелось соглашаться ни тогда, ни сейчас — но он все время эволюционировал в сторону менее агрессивного и более гуманистического мировоззрения. Очень важно, что в своих публичных выступлениях 2022–2024 годов — речах в суде и записях в соцсетях — он последовательно называл преступной войну против Украины, развязанную путинским режимом.
Отчасти его эволюция была обусловлена монструозным антигуманизмом путинского режима. Возможно, Навальный не был последовательным гуманистом, но важнее направление его развития. Когда сегодня мы смотрим на жизненный путь Навального, мы понимаем: говоря о возможном будущем России, мы не обречены выбирать между двумя, тремя и так далее видами цинического жлобства. В России возможна политика, основанная на ценностях. Те, кто не разделяют ценности, которые отстаивал Навальный («не врать и не воровать»), могут продвигать и отстаивать другую повестку, но Навальный показал, что такое поведение в российской политике возможно. Это знание уже не отменить.
Далее: Навальный был готов образовывать союзы с другими политическими силами. Одной из самых обнадеживающих фотографий для меня была фотография времен Координационного совета оппозиции, где рядом были изображены улыбающиеся Немцов, Навальный и Удальцов. Немцов убит, а Удальцов, несмотря на перенесенные им страдания, оказался доктринером и лоялистом. Но за размышлениями о различии между жизненными стратегиями этих трех политиков легко потерять мысль, что сам такой союз есть выражение политики как совместного действия, основанного на коммуникации. Вопрос «Если не Путин, то кто?» был и остается ментальной ловушкой: получается, что альтернативой Путину может быть только другой автократ — может быть, не такой агрессивный, но таким же образом занимающий единственную позицию на вершине властной иерархии. Навальный хотел быть президентом России (совершенно нормальное желание для молодого и амбициозного политика), но со временем он стал понимать все лучше и лучше, что лидерство может и должно быть основано на взаимодействии с другими политическими силами.
Кроме того, Навальный создал в России новый тип политика, который совмещает артикуляцию собственной повестки с журналистской расследовательской работой, направленной на анализ злоупотреблений высших должностных лиц государства. Социал-медиатизация политики, то есть переход политической борьбы и политической пропаганды в социальные медиа, — и благо, и проклятие для современной политики. Почему это проклятие — можно видеть из деятельности, например, Дональда Трампа, который распространял в «Твиттере» (тогда еще не Х) короткие воззвания-лозунги, рассчитанные не на разум избирателей, но прежде всего на эмоции, особенно на их ресентимент (ресентимент, если коротко, — это раздраженная, саднящая зависть к могущественным и богатым группам общества или к богатым и могущественным странам, из минутного чувства превратившаяся в последовательное мировоззрение).
В ранней сетевой деятельности Навального ресентимента тоже было довольно много, но со временем все больший вес в его работе приобретали именно расследования. А они показывали, что руководители России — люди не только нечестные, но и чудовищно ограниченные и пошлые, как герои гениального рассказа Станислава Лема «Группенфюрер Луи XIV» (на мой взгляд, этот рассказ лучше всего описывает, как устроено самосознание элит нынешней России, но это уже другая история). Можно махнуть рукой и сказать, что все эти расследования были впустую: революцию в России они не вызвали и Навальный всё равно убит. Но я думаю, что они были все-таки не впустую, только их действие будет отсроченным — и то, как именно оно проявится, зависит отчасти от нас.
Необходимо помнить и передавать следующим поколениям: если во власть приходят люди из спецслужб, никогда не контролировавшихся гражданским обществом, – политические элиты с высокой степенью будут заражены конспирологией, примитивным жлобством, чувством собственной избранности и предрасположенностью к коррупции. Видеорасследования Навального с их демонстрацией не просто неправедно нажитого богатства, но примитивности воображения владельцев этого богатства (это та же примитивность воображения, которая порождает конспирологические увлечения) – лучшее тому доказательство.
Для своих подданных власти нынешней России предлагают держаться принципа вяленой воблы из сказки М.Е. Салтыкова-Щедрина: «Не растут уши выше лба». В переводе на сегодняшний язык этот принцип означает: не может быть никакого бескорыстного рискованного поступка; человек не может изменяться и расти; искать общий язык с представителями других взглядов или других общественных групп не только хлопотно, но и опасно, это может положить конец твоей мирной и спокойной жизни. Именно этот набор правил явно или скрыто поддерживается пропагандой по телевидению и в газетах, его продвигают тролли в соцсетях, как важнейшую повестку общественной жизни. Навальный всей своей жизнью и смертью опроверг принцип вяленой воблы.
Выбор «узкого пути», негласно табуированных в нынешней России путей человеческого развития – дело не только одного Алексея Навального, но и других мужественных людей. Некоторые из них отказались вести политическую деятельность вне России. В основном сейчас они находятся в заключении. Однако Навальный в наибольшей степени из всех таких активистов и политиков сделал свое развитие фактом общественной жизни. Он настаивал на своем праве быть примером и образцом для многих.
Из сегодняшних атак полиции и неясных людей в черном на стихийные мемориалы понятно, что политические элиты продолжают бояться даже мертвого Навального – и памяти о нем. Вот поэтому и боятся: Навальный примером своей жизни показал, что можно жить по-другому, чем предлагают правители страны. Это знание относится совсем не только к Навальному, а потенциально ко всему российскому обществу.
Сделать бывшее небывшим уже не удастся. Теперь каждому потенциально доступно знание: можно понимать жизнь иначе, чем образцовая вяленая вобла. Именно в этом сегодня и заключается главная надежда. Из этой надежды и будут прорастать – под асфальтом, в который, кажется, закатано все, что только можно, – ростки будущего, другого российского общества.