«Приходится учитывать мнение улицы»
Большая война на Ближнем Востоке никому не выгодна и потому маловероятна. А грозные заявления со всех сторон обращены прежде всего к «своим»
Большинство стран мира осудили террористическое нападение радикального движения ХАМАС, но после жесткого ответа Израиля страны Ближнего Востока изменили позицию. Они обвиняют Израиль в чрезмерном применении силы в секторе Газа и требуют остановить операцию возмездия, чего Израиль делать не собирается. Запахло более масштабным столкновением в регионе. Возможно, это и было целью террористов. О том, насколько реальна большая война на Ближнем Востоке, рассуждает доцент Центра исследований стран Персидского залива Катарского университета Николай Кожанов.
Атака ХАМАС — что это было?
Мы до сих пор не знаем ответа на главный вопрос: кто заказал эту акцию? Известно, что политическое крыло ХАМАС не знало о ее проведении, основные спонсоры из арабского мира не знали, Иран, по крайней мере, пытается делать вид, что не знал.
Мы можем судить по каким-то косвенным приобретениям. Иран в определенной степени выиграл — ухудшились отношения Израиля с арабскими монархиями. Где-то выиграл ХАМАС, вернувшись в центр международного влияния, но я не думаю, что это оправдано теми потерями, которые сейчас несет палестинский народ. И я не думаю, что на ХАМАС прольется золотой дождь, на который он, возможно, рассчитывал. У иранцев тоже приобретения не самые значительные, и они уравновешены целым набором потерь.
Надо отдать должное практически всем странам, которые работали с ХАМАС: события 7 октября вызвали у них шок, неприятие, учитывая те зверства, которые творились. То, что я видел по реакции политиков стран региона — это удивление и даже определенное раздражение тем, что сделал ХАМАС. Никто этого официально не скажет, но внутри элит есть вопрос: «Зачем? Зачем они это сделали сейчас?» Потому что в регионе были положительные тренды, шло налаживание отношений.
Никому не выгодно
Иран традиционно поддерживает тесные связи с ХАМАС, в частности проводит военную подготовку боевого крыла организации. Но полностью их ассоциировать нельзя, ХАМАС — самостоятельная организация (так, между ними существовали серьезные разногласия по вопросу поддержки Башара Асада в сирийской гражданской войне).
Иранцы в первый день конфликта заявили об определенной правомерности действий ХАМАС, но потом стали дистанцироваться и сейчас, по крайней мере официально, пытаются перевести дискуссию вокруг ситуации в Газе на обсуждение возможности гуманитарного урегулирования, освобождения заложников.
ХАМАС также традиционно был связан с Катаром, оттуда поступала финансовая помощь. И для катарцев нападение на Израиль стало большим сюрпризом. Судя по всему, даже представители политического крыла ХАМАС, которые находились в Дохе, не были осведомлены. Это приведет, я думаю, к некоторому охлаждению отношений между Дохой и ХАМАС, хотя прерваны они не будут.
Замена ХАМАС на что-то другое не нужна его основным спонсорам. Иранцы видят исчезновение ХАМАС с политической карты Палестины как существенный удар по их интересам. Все же это инвестиция, ставка в игре за доминирование в регионе. То же самое можно сказать и о Катаре, для которого эффективное взаимодействие с ХАМАС и вообще с Газой стало удобным рычагом влияния как в катаро-американских отношениях, так и в катаро-израильских. Переговоры активно идут.
Не просто ХАМАС
При этом возникновение любой альтернативы ХАМАС возможно только в случае его военного поражения и превращения Газы в подконтрольную Израилю территорию. Это будет нескоро и не факт, что будет. Я думаю, что по максимуму ослабить ХАМАС Израиль вполне способен. Но что дальше?
ФАТХ (более умеренное палестинское движение, управляющее другой частью Палестинской автономии на Западном берегу реки Иордан. — «Важные истории») не так популярен и, как считает большинство экспертов по Палестине, может держаться исключительно на израильских штыках. Его сейчас в Газе не примут.
ХАМАС — продукт тех реалий, в которых существует Газа. Эти тяжелые условия привели к возникновению организации, которая пытается дать людям простые ответы на сложные вопросы об их существовании и будущем. Эта организация выражает мнение определенной части палестинского общества — не всего, конечно, но все-таки. К власти они пришли в результате выборов.
Политики и улица
Стоит понимать, что часть заявлений политиков с обеих сторон направлена на внутреннее потребление.
Напрашиваются параллели с войной Израиля и Ливана в 2006 году. Тогда премьер Израиля Эхуд Ольмерт заявлял, что [базирующаяся в Ливане проиранская] «Хезболла» будет стерта с политической карты или максимально ослаблена. Этого не произошло, и сейчас риторика Биньямина Нетаньяху во многом повторяет ольмертовскую. Оба были вынуждены занять жесткую позицию, так как от них этого ждут внутри страны. Накануне нападения 7 октября внутри Израиля существовал политический раскол, сейчас же достигнуто определенное единство. Нетаньяху пытается его сохранить, в том числе благодаря жестким заявлениям.
«Арабская улица» — тоже очень серьезный фактор. А для нее вопросы независимости Палестины, Газы — очень важная тема.
Даже при отсутствии в некоторых странах прямых выборов элиты вынуждены прислушиваться к мнению населения. Руководство стран Персидского залива, арабских монархий, Ирана весьма прагматично, за ХАМАС или Палестину умирать или сильно жертвовать своими интересами не готово. Но значительная часть населения (причем в меньшей степени в Иране, там людей палестинской темой «перекормили» за последние 40 лет) активно негодует.
Многие из этих стран принимали палестинских беженцев в прошедшие десятилетия, и люди с палестинскими корнями так или иначе интегрированы в жизнь этих стран. Учитывать мнение улицы приходится. Сейчас, например, возникла такая дилемма перед Саудовской Аравией: хуситы [с которыми Саудовская Аравия воюет] пытаются из Йемена ракетами обстреливать территорию Израиля — должны ли саудиты реагировать на эти пуски ракет? Если они будут на них реагировать, это может быть воспринято частью населения как попытка защитить интересы Израиля.
При этом в странах Ближнего Востока выросли уже целые поколения, которые устали от этой темы. Если вы спросите любого араба, поддерживает ли он независимость Палестины, он ответит: «Конечно, да!» Но вот на вопрос о готовности умереть за нее… может, в лицо вам скажут «да», но по факту — нет.
Большая война никому не нужна
Большой войной было бы прямое столкновение США и Ирана, Израиля и Ирана. Пока то, что мы видим между Израилем и Ираном, похоже на временное обострение, укладывающееся в традиционные правила игры. Говорить о чем-то новом можно будет, когда мы увидим «Хезболлу», захватывающую какие-то поселения на территории Израиля, или наоборот.
Сейчас Иран и США за счет обменов высказываниями пытаются обозначить красные линии, которые переходить не надо, чтобы избежать конфликта. С большей вероятностью стороны попытаются сохранить все в рамках традиционной игры. «Хезболла» — это важный элемент иранской внешней политики, важный рычаг. Расходовать его ради ХАМАС в Тегеране никто не собирается. «Хезболлу» задействуют как ударную силу, только если будет прямая угроза иранцам. Недавнее заявление лидера группировки Хасана Насраллы укладывается в эту парадигму. Он выразил моральную поддержку ХАМАС, но пока о наращивании военной поддержки и открытии «второго фронта» речи не идет.
Никто войны не хочет.
Иран пытается координировать свои действия с региональными игроками. Министр иностранных дел Ирана уже дважды посещал Доху, в том числе для обсуждения ситуации с заложниками. Проблема для Тегерана: у американского политического истеблишмента появились новые причины усилить санкционное давление на Иран.
Прямое столкновение с Израилем или США в Иране воспринимается как очень негативный сценарий. Ирано-иракская война 1980-х годов дала иранцам такую пилюлю против прямых столкновений с кем-либо, что здесь предпочтение всегда отдается работе с «прокси». ХАМАС — фигура, которой в случае чего можно пожертвовать. Часть ирано-палестинского истеблишмента уже заявила, что ХАМАС способен справиться с возникающими угрозами сам.
Катар и другие страны залива воспринимают любой кризис как угрозу. Доха активно разыгрывает свою роль посредника и хочет избежать нарастания конфронтации в регионе, так как для малой страны это представляет большую опасность.
Для Саудовской Аравии политическая победа в виде заключения договоров и установления связей с Израилем поставлена на паузу. Риски существуют и у Объединенных Арабских Эмиратов, которые стараются не педалировать тот факт, что у них существуют отношения с Израилем.
Все с большим волнением смотрят на то, что произойдет с гуманитарной ситуацией, куда пойдет поток беженцев. Ни одна страна в арабском мире не готова их принимать, более того, ближайшие соседи — Египет и Иордания — видят в новых беженцах политическую и экономическую угрозу.
Для иорданцев палестинские беженцы — головная боль. Достаточно вспомнить события «черного сентября» 1970 года, столкновения между палестинцами и армией Иордании, которым предшествовала попытка покушения на иорданского монарха. Интеграция палестинцев постепенно идет, но сохраняется разделение на бытовом уровне между этническими иорданцами и иорданизированными палестинцами. Увеличивать палестинское население и его влияние на политическую ситуацию в Иордании, конечно, никто не хочет.
У Египта дополнительный мотив: ХАМАС по большей части — это те же «братья-мусульмане», идеологические противники нынешнего руководства страны. Допускать их сторонников к себе египтяне тоже не готовы.
США отправили в регион дополнительные силы, но исключительно для защиты собственной инфраструктуры. У американцев есть своя пилюля — афгано-иракская, которая настроила общество и политический истеблишмент против прямого военного вмешательства в конфликты на Ближнем Востоке. Эта осторожность явно видна. Ответы американцев на нападения на их инфраструктуру в Сирии и Ираке пока единичные и очень выборочные.
Сама операция Израиля и гуманитарная катастрофа в Газе, мне кажется, шокировали даже американцев. Да, безответным нападение, конечно, не должно было оставаться, но массовую гибель мирного населения оправдать ничто не может.
Россия отдаляется от Тель-Авива и сближается с Тегераном, сам по себе кризис для России выгоден — но до тех пор, пока он управляем. Он не только отвлекает внимание от войны в Украине, но и создает массу поводов для российской пропаганды. Мы уже слышали попытки обвинить Украину в реэкспорте оружия ХАМАСу (хотя он почему-то успешно отстреливается, в том числе комплексами «Корнет» — явно не украинского производства). Были попытки обвинить США в подрыве процесса стабилизации на Ближнем Востоке. Самое важное для России: любой конфликт — это повод показать свою значимость. «Вот мы готовы вести переговоры, к нам приехали палестинцы, мы с ними говорим, мы говорим с Ираном, если вы хотите, мы можем продать эти возможности вам». Но США и Израиль достаточно четки в своих сигналах: они не видят Россию нейтральной стороной, особенно в условиях агрессии против Украины, усаживать Москву за стол переговоров никто не собирается.
Но когда начинает полыхать весь регион, когда возникает угроза того, что конфликт негативно скажется на позициях Москвы на постсоветском пространстве, в этом случае Россия, думаю, предпримет определенные усилия, чтобы снизить напряженность. Последние инициативы, которые Россия вносила в ООН (проект резолюции и правки), были достаточно положительно восприняты в регионе. Я ожидал, что это будет какая-то пустышка. Но, прочитав, могу сказать, что они не были лишены рационального зерна. Впрочем, все это делается не ради палестинского народа, не ради Израиля, а исключительно чтобы служить более глобальным российским задачам, которые связаны в том числе и с агрессией против Киева.
Китай занимает в целом пропалестинскую позицию и очень близок здесь к России. С точки зрения интересов на Ближнем Востоке арабские страны для Пекина важнее. Опять же существует давняя практика, когда китайское руководство в ряде шагов на международном уровне ориентируется на Россию.
Чем все кончится
Я вообще не люблю исторические параллели, но атака 7 октября ассоциируется у меня с двумя событиями. Первое — теракты 11 сентября 2001 года. Они не стали для Америки экзистенциальной угрозой, но привели к повороту ее внешней политики. Израильское руководство сегодня воспринимает атаку 7 октября примерно так же.
Но есть и другая историческая параллель — это выстрел в Сараево. Никто не хотел войны, но ставки постепенно повышались и возникла искра, которая запустила большой конфликт.
Американцы стараются очень выборочно отвечать на удары иранских «прокси», но риторика все более жесткая. Иранцы тоже пытаются деэскалировать ситуацию на политической арене, но через своих «прокси» атакуют Израиль: иранской публике не объяснишь, почему страна не поддерживает ХАМАС. Такое пошаговое нагнетание ситуации чревато большим конфликтом.
Американцы в любом случае не хотят начинать войну накануне выборов. Втягивание США в конфликт возможно только после того, как мы будем знать имя нового президента. Любые попытки Ирана как-то наладить отношения с европейцами и США отложены — причем, судя по всему, даже не до окончания американских выборов, а до окончания иранских выборов — до конца 2025 года.
Возобновления в регионе процессов нормализации отношений арабских стран с Израилем, думаю, тоже будут отложены как минимум года на два-три.
Можно сказать с уверенностью: это будет продолжительное противостояние. Это может быть и вялотекущая военная операция на территории Газы, сопровождаемая гуманитарными и дипломатическими кризисами. Однако желание региональных держав и глобальных мировых держав избежать прямого столкновения, я думаю, удержит регион от скатывания в войну. В какой-то момент, через год-полтора, мы увидим попытку вернуться к некоему холодному миру.