Два вопроса подстерегают многих из нас в разговоре с собеседниками из других стран в последние полтора года. Первый: «Почему вы не можете сменить правительство и остановить войну? Неужели вы там все поддерживаете вашего президента?» И второй, который задают, услышав, что вы находитесь в России или туда направляетесь: «Как, а это не опасно? Почему же вы оттуда не уедете?» Пожалуй, лучшая комбинация возникает, когда эти вопросы звучат буквально один за другим.
Противоречие выглядит столь очевидным, что хочется спросить собеседника: «А кто, собственно, должен всё это останавливать, если все уедут?» Но стоит ли так резко реагировать, если спрашивающим руководит искренняя забота?
В вышедшей в издательстве Freedom Letters книге Илье Яшина «Сопротивление полезно», полностью состоящей из текстов, написанных им за год пребывания в тюрьме, вопрос «Почему же вы не уехали?» встречается буквально в каждом интервью, которые он даёт журналистам письменно. Яшин каждый раз спокойно отвечает на него примерно одно и то же: я российский политик; никакого способа менять свою страну, не находясь в ней, я не вижу; я должен делать это здесь и отвечать за свои слова; если цена этого — нахождение за решеткой, значит, так тому и быть.
Однако книга выполнена в формате дневника, и благодаря этому видно, что вопрос вновь возникает месяц за месяцем. Его задают журналисты из самых разных стран, включая Россию. За ним слышится ужас, смешанный с недоумением: «И всё-таки, как же так?»
Впрочем, при более внимательном взгляде эти неумолкающие вопросы перестают казаться такими уж доброжелательными и безобидными. В фигуре Яшина есть что-то сильно тревожащее — что-то, отнимающее спокойствие. Что-то, чего, по идее, не должно быть. Что-то, подрывающее основы мировоззрения. Вопрос задается, чтобы получить объяснение, которое позволит избавиться от дискомфорта, — однако это никак не удается.
В основе этого мировоззрения — наивной версии либерализма — уверенность в том, что между личной безопасностью и коллективным самоуправлением нет никакого противоречия. Физическая безопасность, гарантия, что тебя и твоих близких не убьют и не бросят в тюрьму по произволу, крепко связана с тем, что спрашивающий живет в условиях демократии. Ведь демократия — это про права человека, верно? Ведь если бы между ними не было связи — зачем тогда жить в обществе, где тебе не гарантирована личная безопасность; какой тогда прок в коллективном самоуправлении? И наоборот, как может быть, чтобы ценой личной безопасности был отказ от участия в коллективном самоуправлении — то есть в демократии?
Эта логика неумолимо подсказывает: не надо жить там, где физическая безопасность не обеспечена. Если опасности нет — почему бы тогда просто не выйти и не поменять правительство? А если опасность есть — что вы там вообще делаете? Мир интуитивно делится на «диктатуры» и «демократии». В «демократиях» следует жить, потому что там безопасно и можно менять правительство; в «диктатурах» ничего этого нет, и потому жить там не стоит. Однако Илья Яшин есть, он ломает эту схему, и это беспокоит.
Должен признаться, что я порой провоцирую собеседников: «А что, если ваша страна превратится в диктатуру? Например, на нее кто-то нападет или в ней кто-то узурпирует власть? Чем вы будете готовы рискнуть? Представьте себе, что завтра вашему другу дадут восемь с половиной лет за репортаж о военных зверствах — и вы будете знать, что любое слово в его защиту может отправить вас за ним?» Вопрос часто ставит собеседников в тупик. «Какой ужас, со мной не может этого произойти!», «я немедленно уеду», «что бы ни случилось, мои дети не должны пострадать» — вот некоторые ответы, которые я получал. (Интересно, что совсем иначе говорили те, кто имел опыт физического конфликта с французской или немецкой полицией. Впрочем, они вообще не задают странных вопросов.)
Тексты и поступки Ильи Яшина предлагают пример иной политики — такой, в которой ради демократии есть смысл рискнуть всем
Однако здесь возникает неприятная перспектива: если никто не желает ничем рисковать, то скоро ли закончатся места, куда можно будет уехать? Как могут подтвердить многие наши соотечественники, список стран, куда можно переместиться и жить в безопасности, короче, чем может показаться.
Чтобы выбраться из этого круга, придется признать, что личная безопасность и демократия не только не ходят вместе, но нередко прямо противоречат друг другу. Что лучшие гарантии безопасности дает тиран в обмен на отказ человека от права управлять своей жизнью. Что исторически демократия чаще всего становится возможной благодаря поступкам людей, которые готовы жертвовать собой. Что самые основания политического порядка, кажущегося таким прочным, могут оказаться совсем рядом, едва присыпанные опилками политических институтов. Что они в любой момент могут потребовать выбора — который делать не хочется и который проще отрицать.
История знает много типов политических заключённых. Среди них были те, кто рассчитывал победить в суде и не смог. Были те, кто отправлялся в тюрьму, выполнив свою миссию. Были те, кто пользовался первой возможностью бежать. Были те, кто координировал мощные движения из-за решетки. Илья Яшин не относится ни к одному из этих типов. И несмотря на сходство с советскими диссидентами, он отличается и от них: его поступок — не чисто моральный выбор. Как политика, его не могут не интересовать последствия. Именно поэтому он повторяет, что желает превратить судебную трибуну в политическую — то есть политизирует суд.
Тексты и поступки Яшина предлагают пример иной политики — такой, в которой ради демократии есть смысл рискнуть всем. Они напоминают об этом нам, в России, где правящий класс свято верит в принцип «своя рубашка ближе к телу» и силой старается навязать этот принцип всем вокруг. Но они могли бы кое-что напомнить и тем за пределами России, кто наивно верит, будто их безопасность никогда не будет поставлена под сомнение. Они держат зажженным фонарь политической альтернативы. От его света трудно отвернуться, потому что людей всегда завораживает тот, кто, подобно канатоходцу, идет вперед. Мы всегда хотим знать, куда и ради чего он идет.
Каждый тип политического заключенного соответствует своему времени. Мы живем в эпоху, когда трудно представить что-то, что было бы важнее личной выгоды: идея прогресса выглядит дискредитированной, а разговоры об общем благе звучат как какая-то разводка. Я с большим сомнением, чем автор, отношусь к идее о том, что в силу какого-то исторического закона «диктатура» закончится и автоматически сменится «демократией». Однако когда перемены придут, они точно потребуют другого отношения к политике. Ядро этого нового отношения сегодня выковывается сотнями политических заключённых в российских тюрьмах.