Санкций, подобных тем, что ввели против России в ответ на вторжение в Украину, мировая история не знает. Были точечные санкции, были страны-изгои вроде Северной Кореи, к санкциям против которой присоединилось большинство стран, но столь масштабных санкций в отношении столь крупной и важной для мира экономики прежде не было.
Вводились они тоже впопыхах: отвечать на развязанную войну нужно было здесь и сейчас. Никто ничего не просчитывал, опирались на общие соображения — «на ощупь в темной комнате», как говорит Элина Рыбакова, старший научный сотрудник аналитического центра Bruegel в Брюсселе, вице-президент по внешней политике Киевской школы экономики и одна из авторов статьи «Влияние санкций ЕС на российский импорт». Поэтому начавшиеся 24 февраля 2022 года споры об эффективности санкций и возможности с их помощью повлиять на Россию не утихают.
Страдают все. Или почти все
Доводы сторонников санкций понятны: уменьшить возможности агрессора продолжать войну. Лишить его товаров и технологий, необходимых для производства оружия и для нормальной жизни, а также оставить без денег — даже если самим придется за это заплатить. Заплатить придется дорого и непонятно за что — основной аргумент противников санкций. Они настаивают на том, что Россия — достаточно крупная экономика, сильно интегрированная в энергетический рынок и международные цепочки поставок, у нее достаточный запас прочности, чтобы выдержать ограничения. В итоге те, кто вводит санкции, потеряют рынки сбыта, поставщиков, получат рост цен на энергоносители и другие проблемы. Россия же сможет заменить потерянные отношения, выстроив новые и даже более прочные связи с другими государствами.
Экономисты Банка Канады попытались разобраться, кто прав. Точнее, кто сколько теряет из-за санкций. Они составили модель, в которой три участника: страна, которая вводит санкции, страна, против которой их вводят, и третья (в данном случае буквально) страна. В каждой стране смоделированы домохозяйства, финансовый сектор и производство, а страна, на которую наложены санкции, еще и добывает газ. Санкций тоже рассматриваются три вида: на торговлю, финансовые и эмбарго на покупку газа (влияние нефтяных санкций — эмбарго и потолка цен — в работе не моделируется). После этого ученые просчитали варианты отдельных и комбинированных санкций, поддержанных или не поддержанных третьей страной.
Модель показывает, что поведение Индии, Турции и других стран вполне рационально
Каждый из трех видов санкций приводит к снижению ВВП и потребления в государстве, против которого они введены. Но и экономика инициатора санкций при этом тоже сокращается, хоть и меньше.
На размер ущерба влияют действия третьей страны, показала модель. Если третья страна поддержала санкции, их эффективность резко возрастает: потери страны под санкциями растут, а инициатора — уменьшаются. Вот только третьей стране выгоднее не поддерживать санкции, тогда она выигрывает. Например, если санкции ввели по всем трем направлениям сразу — как и происходит с Россией, — то ВВП подсанкционной страны снижается на 4%, а если третья страна тоже соблюдает запреты — уже на 9%. При этом у страны-инициатора ВВП снижается на 0,79% в первом случае и чуть меньше (на 0,77%) во втором. Третья страна, не присоединившись к санкциям, выигрывает от сотрудничества с «Россией»: ее ВВП растет на 0,38%, а в случае поддержки санкций она несет одинаковые с их инициатором потери (–0,77% ВВП).
Если вводить ограничения только на импорт, то, по модели, 23% потерянных поставок замещает третья страна, не присоединившаяся к санкциям (России к началу этого года удалось заместить 10–25% подпавших под санкции товаров, показало исследование Рыбаковой с соавторами).
Вот как это работает. Раз импорт сократился, чтобы удовлетворить спрос, приходится задействовать все внутренние ресурсы, растут загрузка производственных мощностей, занятость, зарплаты, цены, курс валюты. Но главное — экономика вынуждена увеличивать производство товаров там, где она менее эффективна. Ресурсы перераспределяются в отрасли, у которых нет конкурентного преимущества. Это неэффективное перераспределение усиливает действие санкций. Очень похоже на то, как описывают ситуацию в экономике аналитики Центробанка (например, вот и вот, но это не официальная позиция ЦБ).
Разница — в курсе валюты, но он, как отмечают экономисты, перестает быть индикатором происходящего в экономике: «Вместо того чтобы отражать успешность санкций, движения обменного курса отражают тип санкций и направление перераспределения ресурсов внутри страны».
Модель, таким образом, показывает, что поведение Индии, Турции, Объединенных Арабских Эмиратов (ОАЭ) и других стран вполне рационально. Если действия Китая можно объяснять еще и геополитикой, то они, сотрудничая с Россией, минимизируют свои потери и пытаются извлечь выгоду. Как показала модель, подпавшая под санкции страна может заменить потерянных торговых партнеров новыми.
Если бы санкции поддержали все крупные экономики, то потери благосостояния России были бы вдвое больше, а Запада — немного меньше. Роль стран, которые не присоединились к санкциям, оказалась критической.
Нефтяные санкции в этой работе не моделировались, однако с ними ситуация выглядит, на первый взгляд, похоже. Эмбарго ЕС и потолок цен сработали лишь отчасти, и важную роль в этом сыграли третьи страны. Они продолжали покупать российскую нефть, в том числе по цене выше потолка $60 за баррель, показало исследование экономистов («Важные истории» рассказывали о нем здесь). В начале года примерно половина российской нефти экспортировалась дешевле, и санкции лишили Россию более $15 млрд за первый квартал. Но затем эффект пропал: с июля главный сорт российской нефти, Urals, стоит дороже $60 за баррель — в июле цена была $64,4, в августе — $74.
И все же исполняющий обязанности помощника главы Минфина США по экономической политике Эрик Ван Ностранд спустя девять месяцев после введения нефтяных санкций считает, что они работают: «Мы измеряем успех не только тем, сколько нефти просочилось под ограничениями. Мы рассматриваем это как рыночный механизм, необходимый для изменения стимулов нефтяного рынка».
Ситуация с нефтяными санкциями немного сложнее, объясняет эксперт Центра российских и евразийских исследований им. Дэвиса Гарвардского университета Крэйг Кеннеди: «Высокий уровень участия третьих стран желателен — но только до определенного момента». Если Турция и Индия сейчас присоединятся к эмбарго и откажутся покупать российскую нефть, то это еще больше ослабит переговорную позицию российских экспортеров в вопросе цены для остальных покупателей, в частности для Китая, рассуждает Кеннеди: «Китай сможет потребовать очень большую скидку, поскольку у России почти не останется других крупных рынков сбыта. Это было бы хорошо».
То есть, как это ни парадоксально, нефтяные санкции наиболее эффективны, когда в них участвует большинство стран, но не все. «Необходимо оставить одного или двух крупных покупателей, чтобы обеспечить место, куда может пойти российский экспорт по минимальным ценам, предотвратив шок предложения», — считает Кеннеди. Проще говоря, Россия не перестанет продавать нефть (это вызвало бы такой взлет цен на нее, что пострадала бы вся мировая экономика), но лишится значительной части дохода.
Почему это важно
Модель подтвердила то, что было интуитивно понятно, говорит Элина Рыбакова: «Третьим странам действительно невыгодно поддерживать санкции и выгодно торговать с Россией, выгодно продавать продукты и услуги дороже, в обход санкций».
Несмотря на кажущуюся очевидность выводов само появление таких расчетов — важная веха, поскольку дает инструмент анализа санкций. «Пока не существует экономических моделей санкций, — говорит Рыбакова. — Мы были первыми, кто сделал эмпирические исследования, а теоретических работ очень мало. Поэтому пока санкции вводятся, не опираясь ни на какие модели». Хотя, как показала модель Банка Канады, дело не в самих санкциях, а в их массовости. И соблюдении, конечно.
«Большинство санкций действительно усилились бы от участия как можно большего числа стран и обеспечения надлежащего соблюдения», — согласен с выводами эксперт Центра российских и евразийских исследований им. Дэвиса Гарвардского университета Крэйг Кеннеди. Он приводит в пример ограничения на экспорт компонентов военного назначения: «Чем больше стран будет участвовать, тем труднее Москве будет закупать компоненты для ведения войны с Украиной».
Что же делать
Выход, который напрашивается сам собой, — убедить страны присоединиться к санкциям. «Турцию можно мотивировать как члена НАТО и как страну, получающую много инвестиций из Европы. С Индией потенциально можно договариваться, упирая на торговлю с Америкой и Европой. Но договориться с Китаем, чтобы он выполнял санкции США и Европы, практически невозможно», — рассуждает Рыбакова.
«Эффективность санкций зависит в первую очередь от того, как контролируется их соблюдение», — говорит Олег Ицхоки, профессор Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе и соавтор Рыбаковой в исследованиях эффективности санкций. Он видит в этом даже большую опасность, чем в поведении третьих стран, хотя это связанные вещи. «Если США и Европа не занимаются принуждением к выполнению санкций, то рассчитывать, что этим будут заниматься третьи страны, не приходится», — продолжает он.
Возможно, поднимать проблему санкций на уровень стран и не нужно, поскольку политика вряд ли поможет переубедить тех, кто уже по каким-то причинам ограничения не поддержал. Но можно действовать на уровне рынков.
«Речь идет не столько о третьих странах, сколько о конкретных компаниях, участвующих в торговле (даже в торговле нефтью). Если фирмы думают, что контроля и наказания нет, то они не будут соблюдать санкции. Нужно ли содействие Китая, чтобы заставить китайские компании следовать санкциям? Часто не нужно, если китайские компании понимают последствия от невыполнения санкций (если последствия есть), — объясняет Ицхоки. — Санкции нарушают не страны, а индивидуальные компании. И поэтому нужно сделать так, чтобы в совокупности им это было невыгодно».