Международное сотрудничество

Как минимум с середины XX века львиная доля фундаментальной науки в развитых странах — государственная. Это сложившийся после Второй мировой войны компромисс: практическая польза от фундаментальной науки проявляется далеко не сразу, поэтому возложить финансирование на тех, кто получит прибыль, не получается. Вместе с тем непосредственная польза от создаваемой наукой интеллектуальной среды проявляется в образовании, за которое отвечает государство. Поэтому естественным образом и капитальные расходы на науку легли на него. Эта связка сейчас выходит российской науке боком — международное сообщество не хочет работать с российскими институциями.

Одним из первых о санкциях за вторжение в Украину объявил Массачусетский технологический институт (MIT) — он больше не будет работать со Сколтехом. Да, если вы не знали, образцово-показательный Сколтех открывали при помощи MIT, американский университет получил за это сотни миллионов долларов из российского бюджета.

Тот же MIT в своем заявлении задал тональность новых отношений с Россией: со страной-агрессором дела не имеем, но людей наказывать не станем. «Мы совершаем этот шаг с глубоким сожалением, потому что с большим уважением относимся к российскому народу и высоко ценим усилия множества выдающихся российских коллег», — говорится в заявлении. Студенты смогут закончить образование и исследования.

Европейская организация ядерных исследований (CERN, ЦЕРН) приостановила статус наблюдателя, который имела Россия. Новые проекты с российскими институциями запускаться не будут, однако «сотрудничество с российским научным сообществом по текущим проектам пока продолжится». Организация не собирается высылать российских специалистов — их в экспериментах центра занято около тысячи.

В CERN находится большой адронный коллайдер — самый крупный ускоритель заряженных частиц в мире, на котором был открыт бозон Хиггса. Этот проект начинался еще во времена холодной войны, а в 1990-е промышленные заказы и наем российских специалистов для строительства коллайдера помогли сохранить в живых отечественную физику элементарных частиц и несколько высокотехнологичных производств.

Санкции ввели не все международные мегапроекты. Например, ITER, который создает во французском Провансе экспериментальный ядерный реактор, пока промолчал. Россия там один из учредителей и самых активных участников.

Европейская комиссия приостановила участие России в своей флагманской программе поддержки науки Horizon Europe; о заморозке сотрудничества с Россией объявили научные агентства Франции, Германии, Италии, Нидерландов. Российские ученые теперь не смогут ни получать по этим проектам деньги, ни обмениваться знаниями.

Оборудование и обеспечение

Современная наука очень специализирована. Фактически ни одна страна, даже США или Китай, не производит самостоятельно полный набор реагентов, приборов и компонентов, которые необходимы для современной научной работы. Приборы — спектрометры, секвенаторы, томографы, микроскопы — производят всего несколько компаний в мире. Так достигается эффект масштаба — производство становится серийными, что позволяет сделать эти приборы не запредельно дорогими. 

Снабжение приборами и реагентами всегда было узким местом российской науки: сложные таможенные правила и долгая процедура госзакупок не давали получать необходимое для исследований своевременно. Ученые жаловались, что реагент, который в Германии или Великобритании можно заказать «на завтра» или взять из шкафа, в Россию будет идти несколько месяцев.

Теперь это станет еще сложнее. Во-первых, изменение курса евро и доллара автоматически удорожит все закупаемое за границей в разы — а финансирование выделяется в рублях. Во-вторых, часть высокотехнологичных компаний объявили собственные санкции и отказались работать в России. «Проект завязан на томограф, который и раньше стоил 200 млн рублей, а теперь в два раза больше — да и не доставит его никто», — говорит сотрудник одного из региональных вузов. 

Не все оборудование можно физически перевезти. Например, на свете всего один большой адронный коллайдер, о котором мы уже упоминали. На нем исследуют фундаментальные вопросы — происхождение Вселенной, устройство материи. А вот в синхротронных центрах ведут практические исследования — новых материалов, лекарств, белков, вирусов. Крупнейший немецкий синхротронный центр DESY разорвал сотрудничество с российскими и беларускими институтами. «Мы понимаем, что санкции коснутся и тех российских и беларуских ученых, кто против войны, мы будем сохранять связи с ними в индивидуальном порядке», — говорится в сообщении на сайте центра.

Для современной науки требуется и IT-инфраструктура. Ученый одного из государственных центров рассказал, что не понимает пока, где безопасно разместить свои данные. Российский сайт с базой данных грозят закрыть из-за опубликованного на нем антивоенного заявления, а иностранный провайдер предупредил о прекращении обслуживания российских пользователей в знак поддержки Украины.

Публикации

Статья в научном журнале — основной продукт научной деятельности, а также показатель успеха ученого. Фундаментальное знание не защищено авторским правом и становится доступным для проверки и использования всем с момента публикации — на этом зиждется наука. В личном плане публикация работы в международном журнале и ее цитируемость является показателем того, насколько вы хороши как ученый — и основанием для выделения грантов и карьерного роста. 

До последнего времени этого международного стандарта придерживалась и Россия, хотя сейчас появляется информация, что от него планируется отказаться. Это само по себе большой риск: «суверенная наука» гарантированно деградирует, как это произошло с гуманитарными науками в СССР (в технических науках статьи советских ученых были доступны коллегам за рубежом и наоборот). 

В социальных сетях ученые пишут, что журналы стали отказывать в публикации научных статей из-за принадлежности авторов к российским институтам. Однако на официальном уровне эта информация не находит подтверждения. Так, одно из крупнейших научных издательств в мире, Elsevier, заверило, что публикации с российской аффилиацией продолжают приниматься, а случаи отказов — инициатива редакторов, а не политика издательства. В сообщении на его сайте говорится о поддержке Украины, но не о санкциях в отношении России. Похожая ситуация возникла и с издательством Frontiers. Об отсутствии санкций в отношении авторов из российских организаций заявило и семейство журналов Science — одно из самых авторитетных и цитируемых в мире.

Конференции и академические обмены

В июле этого года в Санкт-Петербурге должен был пройти Международный конгресс математиков. В научном мире это мероприятие сравнимо с олимпиадой или с чемпионатом мира по футболу — конгресс проводится раз в четыре года, на нем вручаются все значительные математические награды, включая главную — медаль Филдса (Нобелевской премии по математике не существует). Это событие государственного масштаба и право провести его во второй раз в истории отечественной науки выиграли вместе тогдашний вице-премьер Аркадий Дворкович и два филдсовских лауреата родом из России — Станислав Смирнов и Андрей Окуньков. 

Теперь, конечно, в Петербурге ничего не состоится, конгресс пройдет онлайн. Стоит напомнить, что проведение конгресса и так было под вопросом — ряд ученых и научных обществ призывали к его бойкоту или переносу из-за нарушения прав человека в России, в частности из-за ареста аспиранта мехмата МГУ Азата Мифтахова.

Россияне пока по-прежнему могут учиться в иностранных вузах, претендовать на работу за рубежом и получать международные стипендии — настолько, насколько это будет разрешено российскими законами, конечно. 

Сохранение международной мобильности для россиян горячо поддерживают ученые-эмигранты, выходцы из стран бывшего СССР. Так, открытое письмо опубликовали сотрудники Национальных институтов здоровья — выходцы из СССР. Они призывают делать различие между государственными институтами и научным сообществом и обещают «оказать всю возможную поддержку нашим коллегам-ученым в Украине, но также в России и Беларуси».

Все это заставляет предположить, что Россию ждет новая волна утечки мозгов, как в 1990-х. Только тогда уезжали от бедности, которая в том числе не давала возможности заниматься наукой, а сейчас будут — от бедности и изоляции.