Жалобы президенту на войну

Уважаемые читатели! Изначально текст о жалобах на Министерство обороны был опубликован с ошибкой: мы неверно интерпретировали данные, из-за чего количество жалоб оказалось завышено. Редакция «Важных историй» приносит извинения читателям и публикует исправленную версию материала.

Каждый месяц Администрация президента получает десятки тысяч обращений от россиян: устно на личных приемах, в виде писем и электронно. Как выяснили «Важные истории», в 2022 году каждое шестое из них было связано с войной: на Минобороны жаловались больше, чем за все последние шесть лет. Рассказываем, как письма президенту стали единственным способом выразить недовольство войной. 

Романтики из «глубинного народа» 

В России практически не осталось законных способов выступить против войны. За комментарий в соцсети, плакат со звездочками или книгу «Война и мир» людям грозит до 15 лет колонии. Во время соцопросов россияне боятся высказывать свое настоящее мнение о войне. По мнению социологов, из-за этого соцопросы показывают, что «спецоперация» пользуется высокой поддержкой у населения.

Однако остался один способ выразить свои опасения, пожаловаться на несправедливость и даже покритиковать действия властей — и за это пока никого не привлекли. Этот способ — написать жалобу в Администрацию президента (АП). «Запрещается преследование гражданина в связи с его обращением <...> с критикой деятельности указанных органов или должностного лица либо в целях восстановления или защиты своих прав, свобод и законных интересов…», — говорится в законе. Он также обязывает не разглашать содержание обращений и детали из частной жизни человека, а власть обязана реагировать на эти обращения.

«Важные истории» выяснили, что за четыре месяца (январь — апрель) 2022 года россияне пожаловались президенту на Министерство обороны более восьми тысяч раз. Это больше, чем в любое другое время за последние шесть лет.

«Обычно президенту пишет определенная категория людей — лояльные, но аполитичные. Они не склонны к жесткой оппозиционности. Оппозиционные предпочитают иные формы диалога с властью — протесты, уличное голосование. А это обычные жители глубинки с традиционной ментальностью и верой в доброго царя-батюшку, — говорит политтехнолог, бывший спичрайтер Кремля и экс-заместитель руководителя администрации президента Башкирии Аббас Галлямов. — Это лишь часть „глубинного народа“, и даже не большая его часть. Большая часть никому не пишет, не очень верит в то, что власть что-то хорошее им сделает. И если и поддерживает ее [власть], то это скорее по привычке, потому что должен быть какой-то минимальный социальный порядок: „Президент наверху, мы — внизу“. Пишут, если можно так выразиться, романтики». 

По мнению политолога Ивана Преображенского, пишущих жалобы людей можно назвать «инфантильными», они скорее верят в чудо, чем в свои гражданские права. 

«Эти люди абсолютно не доверяют российской существующей системе, не идут в суды, не пытаются защищать свои права. Им в принципе не знакомы все эти инструменты, они не часть гражданского общества, а то, что принято называть в политологии термином еще времен Французской революции — „болото“. То есть абсолютно пассивные, но внезапно столкнувшиеся с серьезной проблемой, разрешить которую они сами не могут», — считает Преображенский.    

По подсчетам «Важных историй», Минобороны обогнало все другие ведомства по количеству жалоб за первые четыре месяца 2022 года. Министерство обошло даже Генпрокуратуру, МВД, Федеральную службу судебных приставов, Пенсионный фонд, Роспотребнадзор и Центробанк — структуры, которые с 2016 года всегда находились в топе ведомств с самым большим числом обращений в свой адрес.

Резко изменились и темы обращений, которые касаются Минобороны. До 2022 года в топе были вопросы жилья для военных и их семей, пенсии, памятники, воинские захоронения и служба по контракту. Теперь же россияне жалуются на использование армии за границей, работу военкоматов, службу по призыву и по контракту, выплаты военным, поиск пленных и пропавших без вести и в целом на войну.

По мнению политолога Преображенского, это те самые вопросы, с которыми люди обращались сначала в части и к командованию, но «все эти запросы не работали, как мы видели на примере крейсера „Москва“: командование полностью скрывало и, судя по всему, до сих пор скрывает данные о пострадавших и погибших». 

«Их десятилетиями придется искать»

В России нет официального публичного списка военных, погибших или попавших в плен в Украине. В последний раз Минобороны отчиталось о потерях лишь 25 марта: сообщило о 1351 погибшем военном. Ведомство ничего не сообщает и о военнопленных. Их число известно лишь со слов украинской стороны: в середине апреля вице-премьер Ирина Верещук сказала, что в украинском плену находится около семисот российских военнослужащих.

Когда Минобороны перестало отвечать на запросы родных военнослужащих, россияне стали искать помощи у президента. Такие жалобы впервые появились в апреле: в Администрацию президента поступило 65 таких обращений (количество жалоб не равно числу пропавших без вести, один человек мог подать несколько жалоб).  

Просьбы о помощи в поиске пропавших без вести солдат появляются и в соцсетях. Родные военных пишут, что обращались в Минобороны и военкоматы, но ответов не получили.

Обмены военнопленными худо-бедно, но происходят, рассказала «Важным историям» секретарь Союза комитетов солдатских матерей России Валентина Мельникова.

«У нас есть несколько сотен обращений из регионов от тех, кто ищет пленных. Украина ведет списки по собранным документам, делает фотографии и видеоинтервью, и это помогает. В первую очередь мы просим тех, у кого давно нет связи с ребятами, сначала посмотреть украинские каналы информации [блог, где публикуются интервью с российскими пленными, или сайт «Оккупант», который создала Служба безопасности Украины (СБУ)]. Затем звонить на горячую линию Министерства обороны РФ и требовать включить пропавшего в список пленных для обмена. Кроме того, параллельно писать в Главную военную прокуратуру. Со стороны наших военных органов этот процесс вроде бы наладился».

По словам Ирины Верещук, с начала войны прошло четырнадцать обменов небольшими группами — от 10 до 100 человек. Украина к 30 мая вернула больше 400 человек. Сколько вернула Россия, неизвестно, но, вероятно, не меньше.   

Узнать что-то о пропавших сложнее. Война идет на территории, плотно заселенной людьми, и если на улицах лежат тела, местные стараются их хоронить. Украинская сторона неоднократно заявляла, что Россия отказывается забирать погибших, и высказывала опасения, что это приведет к экологической катастрофе.

«Что мы видим сейчас — наши военные не находят возможности тела погибших вывезти в Россию. Получается, эти тела оставляют на поле боя, — говорит Мельникова. — Но долго лежать они там не могут, нельзя оставлять трупы на земле. Их стараются хоронить и помечать места, только не всегда есть такая возможность. Я смотрю на эти рвы, и это то же самое, как было в Чечне, когда после второй чеченской осталось 700 закартированных (нанесенных на карту. — Прим. ред.) захоронений. Останки так и не подняли. Такого, как сейчас, еще никогда не было. Чем дольше пренебрегают необходимостью забирать тела своих погибших военнослужащих, тем хуже будет потом. Их десятилетиями придется искать».

Одна из главных тем, которая волновала россиян в апреле 2022 года, — служба по призыву и работа военкоматов, на это пожаловались более 1100 раз.  

Сообщения о том, что военкоматы активизировали работу с военнообязанными, идут по всей стране: как ранее выяснили «Важные истории», мужчин разных возрастов вызывают в военкоматы и шлют повестки под самыми разными предлогами — от «для уточнения данных» до «для постановки на воинский учет». Вызывают даже военных пенсионеров. Региональные власти, военкоматы и правоохранители отрицают само наличие такой активности, но напряжение в обществе нарастает: с момента вторжения в Украину новости о поджогах или обстрелах военкоматов из пневматического оружия приходили как минимум из 14 регионов России. 

«В военкоматах сейчас происходит то же самое, что и в советское время: всех больных признают здоровыми и годными, дают повестки и пытаются отправить в воинские части, — рассказывает Валентина Мельникова. — Мы с этим боремся с 1989 года. Это единственное управление Минобороны, которое так и не удалось реформировать за эти 30 с лишним лет». 

Поступают в АП и вопросы, связанные с выплатами за службу по контракту и участие в боевых действиях. Российский военный эксперт, с которым поговорили «Важные истории» (мы не указываем имя по его просьбе. — Прим. ред.), объясняет это перегрузкой бюрократической системы.

«Практика выплат контрактникам проста: один день за три, плюс боевые выплаты. Для этого должен быть приказ о направлении в зону боевых действий, списки личного состава, постановка на довольствие и так далее. Так как масса войск задействована большая, перегруз бюрократической системы неизбежен, отсюда неизбежны задержки», — полагает он. 

Еще один вопрос, который волнует военнослужащих на контракте, — это прохождение этой самой службы. Число контрактников с каждым годом растет — в 2014 году их впервые стало больше, чем призывников, а в 2020-м министр обороны Сергей Шойгу сказал, что в российской армии на контракте 405 тысяч человек. Но этого, по всей видимости, недостаточно. Как заметили СМИ, с марта в России массово ищут военных контрактников для отправки в Украину, в том числе через сайты вроде HeadHunter и SuperJob. 

В апреле на прохождение военной службы по контракту, в том числе на трудности с увольнением со службы, президенту пожаловались более 2,3 тысячи раз. По словам военного эксперта, помимо боевых потерь армия России переживает отток контрактников и срочников еще и по другой причине. Весной демобилизуются те, кто пошел служить год назад, а у контрактников закончится стандартный военный контракт на два года. Не все захотят его продлевать из-за войны.

Министерство отписок

Пожаловаться президенту — это возможность высказаться, но, согласно данным, зачастую в пустоту. Все обращения, в том числе жалобы, власти обязаны рассматривать. Однако «рассмотреть» еще не значит «решить вопрос». Переслать жалобу в другое профильное ведомство тоже считается «рассмотрением». По словам политтехнолога Аббаса Галлямова, задача среднестатистического чиновника, который работает с обращениями граждан, — грамотно отправить это обращение в архив: ответить отпиской и снять его с баланса ведомства как отработанное.

«Важные истории» проанализировали общее число обращений к президенту, которые касаются Минобороны. С 2016 года ведомство отвечало удовлетворительно в среднем всего на 3 % из них.

Во время военных действий добиться ответа от Минобороны не могут даже правозащитники, говорит Валентина Мельникова: «У военных структур есть свои ограничения, не на все вопросы они имеют право ответить, у нас — тоже ограничения (речь о приказе ФСБ № 379 с перечнем сведений, за сбор которых журналистам и НКО грозит уголовная ответственность. — Прим. ред.). Я в любом случае обращаюсь к ним, если есть важная тема. Если ответ полезный — принимаю к сведению. Не полезный — пишу по-другому, в том числе в Главную военную прокуратуру, прокуратуры гарнизонов и округов. Но ответы от них, как правило, короткие».

Иногда решить проблему можно только через знакомых на местах. Так сейчас происходит в ДНР и ЛНР, где мобилизуют практически всё мужское население, не обращая внимания на то, подлежат они мобилизации или нет, рассказывает Мельникова.

«К нам обратились женщины Донецкой и Луганской республик: там студентов мобилизовали и отправили в зону боевых действий на самую передовую без всего — необутых, неодетых. Пришлось обратиться к руководителю Администрации президента России [Антону Вайно]. Но я получила „переадресацию“, они отослали в Министерство обороны. Министерство тоже не дало содержательного ответа. Тогда параллельно мы использовали нашу дружбу с офицерами — с ними мы сотрудничаем с 1995 года и работали во время предыдущих войн. Мы передали им наше обращение. Потом нам эти женщины из ДНР и ЛНР сообщили, что эту группу нашли, обули их, одели, накормили, дали связь, оказали медпомощь. Но забрать с фронтовой полосы не смогли. Нам и сейчас неизвестно, кому подчиняются эти мобилизованные. Потом нам писали родственники этих ребят с благодарностью хотя бы за это. А так мы от Минобороны получили отписку, что „РФ уважает государственный суверенитет и не вмешивается во внутренние дела ДНР, включая мобилизацию на ее территории“ (документ есть в распоряжении редакции. — Прим. ред.)».

Система обращений от граждан и организаций всегда была у чиновников на периферии зоны внимания, объясняет Галлямов: «Это такая синекура, сфера без денег и политической значимости». Эта система досталась Владимиру Путину от Бориса Ельцина в наследство, рассказывает Иван Преображенский. Но если при Ельцине обратная связь была более продуманная и на обращения было сложнее не отреагировать, то с приходом Путина «ее достаточно быстро перестали воспринимать всерьез».

«Людей, которые готовы доносить до Путина негативную информацию, в его окружении практически не осталось. Соответственно, возникает ситуация, в которой Владимиру Путину боятся докладывать об огромном количестве таких обращений. С другой стороны, даже если ему об этом доложат, мы понимаем, что Владимир Путин — тот самый человек, который лично ответственен за войну, именно он ее и развязал. Докладывать ему на него же и жаловаться ему на него же — дело абсолютно бессмысленное», — рассказывает политолог Преображенский.

«На самом же деле, эта сфера совершенно не интересна политической системе, — уверен Галлямов. — Люди, которые приходят с личными обращениями, не способны создать им проблемы, выйти на улицы. А раз они не способны, то и не интересны».