«Значительная пощечина Кремлю»

— Какие главные события сейчас разворачиваются на фронте, от чего может зависеть дальнейший ход этой войны? 

— Сейчас главное на фронте, конечно, украинские действия в районе Лимана. ВСУ близки к окружению российской силы в этом городе Донецкой области. Его взятие и освобождение может открыть украинцам путь для атаки с нескольких сторон на город Сватово в Луганской области и уже перехода к освобождению, по крайней мере, северной части Луганской области, которая была оккупирована после 24 февраля. 

Помимо общего военного и гуманитарного значения, освобождение территории — потому что мы знаем, что творится на оккупированных территориях — имеет еще и символический характер. Потому что это тот самый Донбасс, об «освобождении» которого заявлял Путин. Это Луганская область, которую удалось полностью оккупировать на какое-то время, хотя уже сейчас в ней есть пара населенных пунктов, которые контролируются Украиной. Если украинцам удастся начать освобождение Луганской области в ближайшие дни, это будет такая значительная пощечина Кремлю и такое заявление «чихали мы на ваши референдумы».

Также я бы не сбрасывал со счетов гораздо более ожесточенные бои на направлении Херсона. Если на Харьковщине и Луганщине технику теряет в основном российская сторона, то на Херсонщине мы видим и потери украинской стороны.

Бои у Херсона — это важно, потому что, во-первых, там задействованы значительные российские резервы. В том числе практически все силы Восточного военного округа, самого сильного из четырех военных округов России. И, во-вторых, там задействованы воздушно-десантные войска России, которые считаются элитой и сохраняют боеспособность. Вот эти силы, которые задействованы на Херсонщине, не могут отойти оттуда из-за политических соображений, потому что Херсон буквально завтра объявят Россией. Невозможность отойти оттуда и значительный украинский натиск ставят под угрозу все остальные участки фронта, где этих резервов недостаточно.

И вместо того чтобы принять политическое решение оставить Херсон, идти за Днепр и держать оборону там, что гораздо легче, делается мобилизация. Она тоже несет политические риски, но, видимо, для Путина они не такие серьезные, как оставление Херсона. 

— Мобилизация — это жест отчаяния, или Кремль действительно рассчитывает с ее помощью остановить контрнаступление ВСУ? 

— Цель мобилизации — заткнуть дыры на фронте, притормозить украинское наступление. В сочетании с плохой погодой это должно стабилизировать ситуацию [для российской армии]. А потом уже будут готовиться новые части из числа мобилизованных, и уже после их подготовки они будут задумываться о наступлении или просто затягивании войны, ожидая каких-то трещин в западном проукраинском союзе и внутри самой Украины. Такие могут быть планы. 

Конечно, они могут разбиться. Есть проблемы с логистикой, с элементарными вещами, например с зимним обмундированием, средствами обогрева и тому подобным для самих мобилизованных. И вообще вопрос, чего будут стоить эти люди, которым показали, с какой стороны держать автомат, посадили в окоп и сказали: «Защищайся».

Мобилизацию откладывали до последнего. Ее начали, когда было уже невозможно откладывать: то, что осталось от российской армии, просто не в состоянии удерживать все участки фронта. Если на Херсонщине армия еще строит какую-то линию обороны, то на востоке Харьковской области фронт сыплется. Буквально об этом Путин говорил в своем обращении по поводу мобилизации: про фронт длиной 2000 километров, который российская армия не может удержать. 

Мобилизацию можно назвать жестом отчаяния, потому что сейчас она будет гораздо менее эффективна, чем если бы она была в апреле или мае. Тогда стало понятно, что провалился и первоначальный план быстрого захвата всей территории Украины, и даже второй план окружения и уничтожения группировки ВСУ в Донбассе. Тогда и нужно было объявлять мобилизацию. Но вместо этого на фронт направляли технику, оставшихся контрактников, даже инструкторов, которые должны были бы обучать мобилизованных — всех пытались правдами и неправдами отправить в Украину. 

В результате сейчас, когда мобилизация объявлена, ее некому проводить. Когда Шойгу посетил полигон Алабино, мы видели, что мобилизованных обучают курсанты, которые сами еще учатся, а не профессиональные инструктора.

Когда мы оценивали, на что сейчас способны мобилизационные мощности, мы смотрели на то, как обучают добровольческие батальоны. Суммарно их было несколько десятков тысяч личного состава в течение лета. Мы считали, что можно эффективно мобилизовать и превратить в какое-то боеспособное формирование не более 50–100 тысяч. Мобилизовать 300 тысяч человек за несколько дней невозможно в текущих условиях.

В армии нет штата мобилизационных структур — кадрированных соединений, где постоянно служат офицеры, которые должны обучать людей в случае мобилизации. Это было сокращено во время реформы Сердюкова, а Шойгу решил не восстанавливать. Российская армия затачивалась под региональные победоносные войны, когда не предполагалось, что будет долговременный конфликт уровня Второй мировой войны. Поэтому не создавалась мобилизационная структура, а готовилась, по крайней мере на бумаге, огромная контрактная армия. Но все это оказалось мыльным пузырем, когда выяснилось, что личного состава не хватало до начала войны, а уж тем более когда армия несла потери убитыми, ранеными, пленными и отказниками.

Как Путин неожиданно для всех, в том числе и для своей армии, объявил войну, точно так же он объявил мобилизацию. К ней никто не готовился. Военкоматы не выискивали заранее людей с соответствующими военно-учетными специальностями, с военным или, если повезет, боевым опытом. И сейчас военкоматы работают, как умеют: отлавливают кого-то и выписывают им повестки. Техника внезапно поехала по всей России после объявления мобилизации, а не была заготовлена заранее. Судя по речи одного полковника, он узнал за три дня, что будет командовать мобилизуемым полком, то есть после объявления мобилизации уже. 

— Россия потеряла на войне огромное количество техники. На чем будут воевать эти мобилизованные 300 тысяч человек? 

— Вспоминая опыт так называемых «ДНР» и «ЛНР», в случае нехватки техники речь может идти о создании стрелковых частей. Они похожи на мотострелковые, или механизированные, части, но отличаются тем, что солдаты не имеют штатного транспорта. То есть им могут быть выданы, куплены с помощью краудфандинга какие-то автобусы, гражданские грузовики, самосвалы. Но по факту они воюют без техники, передвигаются пешком, как деды.

Опыт использования подобных формирований как в обороне, так и в наступлении, конечно, не лучший, потому что в наступлении они несут крайне тяжелые потери, а оборону держат плохо, как мы видели на Херсонщине и Харьковщине. То есть единственное, чем они могут там взять — элементарно массой, потому что их будет много, как их было много в Мариуполе или Северодонецке.

И понятно, конечно, что, например, современные танки давать этим людям глупо, потому что они вряд ли смогут их эффективно применить. Тут встает ребром вопрос обучения, потому что танкистов нужно готовить дольше, чем пехотинцев. Нужно освоить действия в составе экипажа, экипажу нужно освоить действия в составе роты и так далее. Нужно освоить взаимодействие с пехотой, а пехоте — взаимодействие с танками, чтобы тебя элементарно ненароком не задавило. 

— Чем вообще может обернуться мобилизация? Ведь если люди неподготовленные, то среди них и жертв может быть больше, и эффективность такой армии ниже?

— Пока мы не видели мобилизованных в боевых действиях, но понимаем, что есть очень серьезные вопросы к подготовке. Даже запланированная подготовка на две недели сама по себе никуда не годится, а у некоторых нет и ее. 

Даже во время Второй мировой войны в 1941 году по крайней мере формально отводилось полтора-два месяца на подготовку советских мобилизуемых. Давайте сравнивать это, например, с известными нам данными по украинской подготовке. Они в Великобритании учатся пять недель. Мы видим, к чему приводит достаточно долгое обучение, насколько они эффективно действуют в наступлении.

Есть серьезные сомнения в том, что российская мобилизация будет эффективной. Хотя затянуть войну она, конечно, может.

Но на стороне Украины другие факторы, не связанные непосредственно с живой силой: поставки современной техники, разведывательной информации, боевой дух и политическая мобилизация населения, которое понимает, за что они воюют — за сохранение своей страны, своего народа. Мотивации воевать и умирать за Херсон у россиян нет, сколько бы их ни мобилизовали. Массовая поддержка со стороны гражданского населения Украины выражается не только морально, но и с помощью волонтеров. Они собирают на это невообразимые суммы. В России это движение менее развито.

Даже сейчас в российской армии проблемы снабжения стоят остро. А когда группировка будет увеличена в разы, сложно представить, как этих людей будут кормить, обувать, одевать, обогревать, обеспечивать хотя бы такие базовые вещи. 

Если у Украины раньше было еще и превосходство в живой силе, если считать по головам, а сейчас Россия пытается его нивелировать, то все остальное — разведывательная информация, боевой дух, международная поддержка и поддержка населения — продолжает играть на стороне Украины. И эти факторы никуда не денутся. Это означает, что все равно в долгосрочной перспективе тенденции на стороне Украины.