Инсульт во время войны

This story is also available in English here

Последние 15 лет Марина Литвиненко живет в Киеве, ее отец Александр Леонтьевич Литвиненко — в Херсоне. Когда началась война, он отказался выезжать несмотря на просьбы дочери. «Если он что решил, его нет смысла переубеждать. Он человек военный. Когда началась оккупация, не впадал в панику. У него такое понятие: мой дом, я в нем живу и буду жить, никуда не уеду». 

Последние годы отец Марины работал в охране. С началом войны предприятия остановились и Александр Леонтьевич потерял работу. Марина помогала отцу деньгами и продуктами. Когда в Херсоне была связь, они созванивались каждый день. «С 2014 года, когда мать умерла, у нас была с ним договоренность созваниваться утром и вечером, чтобы я знала, что он жив, здоров. Так мы восемь лет и созваниваемся», — рассказывает женщина.

Утром 14 апреля Александр Леонтьевич сказал дочери, что ему плохо и что он вызывает скорую. В следующий раз Марина смогла дозвониться до отца только вечером: «Он уже очень плохо говорил, сказал только, что он в больнице». Это последний раз, когда Марина смогла поговорить с отцом: потом у него полностью пропала речь, тело парализовало. О том, как здоровый человек за день превратился в лежачего больного, женщина узнала уже от врачей.

«С автоматами не поговоришь» 

Сотрудник скорой рассказал Марине, что бригада оперативно приехала на вызов к отцу, врач поставил диагноз — инсульт. При инсульте критично важно оказать помощь как можно скорее, скорая выехала с Александром Леонтьевичем в больницу, но машину задержали на блокпосту. «Проверяли скорую, проверяли отца, искали документы, потом подтверждали эти документы. Держали несколько часов, хотя врач объясняла, что они везут человека с подозрением на инсульт и что доехать до больницы нужно как можно скорее. Но с автоматами не поговоришь. В итоге время было упущено и у отца пошли осложнения. В инсультный центр его завезли уже на каталке: ни встать, ни сказать ничего толком он уже не мог».

В инсультном центре диагноз подтвердился — ишемический инсульт правого полушария головы. Уже через десять дней лечащий врач позвонила Марине и сказала забирать отца: «Я его прокапала десять дней, его осмотрели, регресса (уменьшение симптомов или излечение пациента. — Прим. ред.) нет, забирайте». Марине сказали, что больных много, лекарства ограничены и нет смысла тратить время и медицинские препараты на человека, который не реагирует на лечение. «Было не очень приятно, когда тебе говорят: „Забирайте отца домой, а там что хотите, то и делайте, ждите, когда умрет“», — вспоминает женщина. 

«Таблетки и капельницы мы взяли на себя» 

Семейный врач подсказала Марине обратиться в районную больницу по месту жительства. Главврач этой больницы согласился положить Александра Леонтьевича, но сразу предупредил, что неврологическое отделение не обеспечено всеми лекарствами, поэтому покупать их нужно будет самостоятельно. 

Но и перевезти больного из одной больницы в другую тоже оказалось проблематично. «Скорая согласилась перевезти отца бесплатно, их начальник вошел в положение, но у них были проблемы с соляркой. Я через знакомых договаривалась, мы доставали солярку и приносили. Потом ребята со скорой его перевозили», — вспоминает Марина.

В поиске препаратов и капельниц участвовали многие друзья и знакомые Марины. В апреле в аптеках Херсона еще оставались лекарства и их можно было выкупить. «Таблетки и капельницы мы полностью взяли на себя. Я смотрела, какие сети аптек есть в Херсоне и звонила в их филиалы в Киеве. Они по базам пробивали и говорили, по какому адресу в Херсоне остатки какого препарата можно купить. Звонила друзьям, знакомым, соседям, просила их выкупить. Они и меня, и отца хорошо знают, входили в положение, помогали. Если бы не они, я не знаю, как отец получал бы лекарства».   

После неврологического диспансера и лечения в районной больнице у Александра Леонтьевича начались первые улучшения: «Он начал понимать речь, реагировать, когда к нему обращались, шел на контакт». 

«На любой вопрос сначала отправляют оформлять российский паспорт» 

Когда Александра Леонтьевича выписали домой, Марина попробовала оформить отцу группу инвалидности — по закону это дает право на бесплатные лекарства и выплаты. Женщина обратилась в медико-социальную экспертную комиссию (МСЭК), которая выносит решение, может ли человек получать пенсию. Но на оккупированных территориях эта система перестала работать. «В херсонской МСЭК никто трубку не взял. Я попросила знакомых лично заехать, им сказали, что ничего не оформляют».

На общеукраинской горячей линии по гуманитарным вопросам Марине тоже не смогли помочь: «Раньше на нее можно было обратиться по любому вопросу. Сейчас обращения просто принимают и говорят: „Ждите. Появится возможность, мы отреагируем“».

Оккупационные власти на любой вопрос сначала отправляют оформлять российский паспорт. «У нас соседка интересовалась каким-то вопросом. Ей сказали оформлять паспорт, встать на учет, а там они посмотрят». 

Украинские власти людям на оккупированных территориях помочь ничем не могут. «Куда бы я ни обращалась, все говорят: „Эвакуируйте отца на подконтрольную территорию, и мы все порешаем“. А пока он в Херсоне, ни группу инвалидности нельзя оформить, ни пенсию получить. Сейчас помощи от государства нет, всё своими средствами», — рассказывает Марина. 

«Есть указание РФ не выпускать специализированный транспорт» 

Марина очень хочет привезти отца к себе, но с самого начала оккупации из Херсона не было открыто ни одного официального «зеленого» коридора. При этом город покинуло больше половины населения. Кто-то выезжает через Крым, другие пытаются выехать на подконтрольные Украине территории. Дорога, которая раньше занимала несколько часов, может растянуться на сутки. На блокпостах собираются огромные очереди, проезд часто перекрывают, люди ночуют в машинах буквально на линии фронта, под обстрелами.

Марина понимает, что такую дорогу ее отец не перенесет: «Есть указание РФ не выпускать специализированный транспорт с территории Херсона. Значит, на скорой он не сможет выехать. Если ехать на машине, ему необходимо сопровождение, а люди боятся брать на себя ответственность: неизвестно, доедет отец или нет. У него после инсульта образовался большой тромб. Нагрузки и долгие перевозки ему категорически запрещены». 

Эвакуация будет возможна, только когда состояние Александра Леонтьевича улучшится. Марина нашла специалистку, которая занимается с ее отцом каждый день. «У нее хороший опыт работы с тяжелыми больными. И результат у отца есть: он уже сам в туалет может сходить, мы забыли про памперсы. Сам садится, пытается сам кушать». 

Пока Александр Леонтьевич не может за собой ухаживать, ему помогают соседи и женщина, которая приходит проводить реабилитацию. Они покупают продукты, готовят и кормят его. Через этих же людей Марина узнает о состоянии отца. «Живем как в первобытные времена. В доме нет связи. Люди ищут места, где ловит интернет и оттуда мне пишут сообщения, как состояние отца. Если ему опять станет плохо, оперативно госпитализировать не получится. Сейчас нужно ехать в главное управление, говорить, что человеку плохо и договариваться, чтобы его перевезли из одной больницы в другую или из дома в больницу». 

«Увидеть его — это главная цель»

Чтобы инсульт не повторился и состояние не ухудшалось, Александр Леонтьевич должен принимать прописанные препараты, но находить их в оккупированном городе становится все сложнее. «В мае, когда отец лежал в больницах, в аптеках еще можно было что-то находить. Сейчас туда завозят из Крыма в основном стандартные препараты. Я ищу варианты купить лекарства с рук в Херсоне, — рассказывает Марина. — Есть специальные группы в Telegram, где люди пишут, что у них есть. У кого пластиночку таблеток возьму, у кого — две. Или заказываю и прошу волонтеров передать с подконтрольных [Украине] территорий, хотя в последнее время у них забирают на блокпостах лекарства. Как-то так выкручиваемся». 

«Пока препараты есть — состояние отца стабильно, если препаратов нет — уже на второй-третий день он перестает вставать, говорить, начинает просто мычать, появляются проблемы с суставами, — объясняет Марина. — Я ищу препараты каждый день: пытаюсь с кем-то созвониться, кто-то мне пишет, что лекарства появились в аптеке, потом кто-то покупает эти препараты и отписывает мне. Сейчас очень тяжелая ситуация: иногда перебои в приеме затягиваются на неделю».

Еще одна сложность — оплатить найденные лекарства. Банковские карты в Херсоне не работают, а обналичить деньги можно только у частников, которые берут 10–15 % комиссии. Цены на лекарства в условиях дефицита тоже сильно выросли. Препарат для разжижения крови, который Александр Леонтьевич должен принимать каждый день, стоил около 130 гривен (около 280 рублей. — Прим. ред.), сейчас, по словам Марины, его продают с рук за 900 (около 2 тысяч рублей. — Прим. ред.). Каждые десять дней лечения отца обходятся женщине в пять-шесть тысяч гривен (около 13 тысяч рублей. — Прим. ред.). 

Сейчас Марина настроена решительно, времени на страхи у нее не остается: «Война есть война. Тут не бояться нужно, а действовать. Я психологически настроена, что деваться некуда, нужно жить и придумывать, как выкручиваться. Знаю, что отец переживает, потому что не слышит мой голос. Больше всего хочу, чтобы он дожил до окончания войны или чтобы получилось его эвакуировать. Это единственный родной человек, который у меня остался. Увидеть его — главная цель».